Стивен Кинг - Джойленд

— Нет. Но в жизни это происходит не так, как по телевизору. Не было никакой белой прозрачной штуковины, которая бы летала по комнате и кричала «у-у-у-у-у». Я просто проснулся… и увидел призрака. Он сидел у меня на кровати, как обычный человек.

— Я не хочу, чтобы вы об этом говорили, — сказала Энни. — Может, Майка это и не огорчает, зато меня — очень.

— Еще один вопрос — и всё.

— Ладно, — Энни начала убирать со стола.

Во вторник мы повели Майка в Джойленд. А в ночь со вторника на среду Энни выстрелила в Лэйна Харди на «Каролинском колесе», что оборвало его жизнь и спасло мою. Всю среду мы отвечали на вопросы полиции и бегали от репортеров. Потом, уже в четверг, ко мне пришел Фред Дин, и его визит не имел к смерти Лэйна Харди никакого отношения.

Хотя, кажется, имел.

— Вот что я хочу у тебя спросить, Майк. То была девушка из «Дома страха»? Это она сидела у тебя на кровати?

Глаза Майка округлились.

— Нет, конечно! Она ведь ушла. А если они уходят, то уже не возвращаются. Ко мне приходил какой-то дядька.

В 1991-ом, вскоре после его шестьдесят третьего дня рождения, у моего отца случился довольно серьезный сердечный приступ. Неделю он пролежал в Городской больнице Портсмута, после чего его выписали со строгим указанием соблюдать диету, сбросить двадцать фунтов и отказаться от вечерней сигары. Отец оказался одним из тех редких людей, которые восприняли эти указания всерьез. Сейчас, когда я пишу эти строки, ему восемьдесят пять, и, за исключением больного бедра и плохого зрения, чувствует себя вполне неплохо.

В 1973-ем году дела обстояли иначе. По словам моего ассистента (Гугл Хрома), средний срок госпитализации сердечников составлял тогда две недели: неделя в реанимации плюс неделя восстановления в отделении кардиологии. Реанимацию Эдди Паркс прошел нормально, потому что на момент нашего похода в Джойленд его уже перевели на восстановление. Там у него и случился второй инфаркт.

В лифте он умер.

— Что он тебе сказал? — спросил я Майка.

— Что мне надо срочно разбудить маму и отправить ее в парк, потому что иначе тебя убьет плохой человек.

Произошло ли это, когда я все еще разговаривал по телефону с Лэйном в гостиной миссис Шоплоу? Даже если и нет, то немногим позже, потому что иначе Энни бы ни за что не добралась вовремя. Я спросил об этом Майка, но он не знал. Как только призрак ушел (Майк использовал именно это слово: не исчез, не вышел через дверь или через окно, а просто ушел), Майк нажал на кнопку интеркома рядом с кроватью. Когда Энни ответила на жужжание, Майк закричал.

— Всё, хватит, — сказала Энни не терпящим возражений тоном. Она стояла у раковины, уперев руки в бедра.

— Мам, да пусть спрашивает. — Кашль-кашль. — Серьезно. — Кашль-кашль-кашль.

— Мама права, — сказал я. — Хватит.

Пришел ли Эдди к Майку потому, что я спас ворчливому старикану жизнь? Трудно сказать что-нибудь определенное о мотивах тех, кто Двинулся Дальше (роззина фраза, заглавные буквы подчеркиваются поднятием ладоней), но я сомневался. Ведь после инфаркта он прожил всего неделю, которую он явно не провел на Карибах в окружении гологрудых прелестниц.

Но…

Я тогда пришел его проведать. И если к нему не приходил Фред Дин, то я был единственным. Я даже принес ему фотографию бывшей жены. Да, он назвал ее жалкой лживой сучкой. Возможно, она ей и была, но хоть какое-то усилие я сделал. Как, в конце концов, сделал и он. Уж не знаю, по какой причине.

По дороге в аэропорт Майк наклонился ко мне с заднего сиденья и сказал:

— Хочешь, расскажу кое-что смешное, Дев? Он ни разу не назвал тебя по имени. Просто пацаном. Думаю, он знал, что я пойму, о ком речь.

Я тоже понял.

Эдди-мать-его-Паркс.

Вот таким и был тот далекий и волшебный 1973-й год. Год, когда нефть продавалась по одиннадцать долларов за баррель. Год, когда мне разбили сердце. Год, когда я потерял девственность.

Год, когда я спас от удушения милую малышку и не дал умереть довольно мерзкому старикану от сердечного приступа (по крайней мере, от первого).

Год, когда я едва не погиб от руки маньяка на колесе обозрения. Год, когда я жаждал увидеть призрака, но так и не увидел… хотя, кажется, один из них видел меня. То был год, когда я научился говорить на секретном языке и танцевать «Хоки-поки» в песьем костюме. Год, когда я понял, что расставание с девушкой — далеко не конец света.

Год, когда я был двадцатиоднолетним салагой.

Я прожил хорошую жизнь — отрицать не буду — но иногда я все равно ненавижу этот мир. Пока я писал эти строки, Дик Чейни, ярый поборник пытки водой и главный проповедник церкви «Для достижения цели все средства хороши» получил новое сердце. Каково, а? Он продолжает жить. Другие умерли. Талантливые люди, как Кларенс Клемонс. Умные, как Стив Джобс. Просто хорошие, как мой старый друг Том Кеннеди. К этому привыкаешь. А что еще остается? У. Х. Оден как-то заметил, что Жнец забирает тех, «кто вечно смеется, над златом трясется и тех, кто красиво висит». Но свой список Оден начинает не с них. Начинает он с молодых и невинных.

Что и приводит нас к Майку.

Вернувшись на весенний семестр в университет, я снял дешевую квартирку неподалеку от кампуса. Одним холодным мартовским вечером я жарил на сковородке мясо с овощами для себя и для девушки, по которой я в то время с ума сходил. Зазвонил телефон. Как обычно, я шутливо ответил: «Оружейный магазин, Девин Джонс, владелец».

— Дев? Это Энни Росс.

— Энни! Ух ты! Подожди секунду, я радио приглушу.

Дженнифер, девушка, по которой я в то время с ума сходил, вопросительно на меня посмотрела. Я ей подмигнул, улыбнулся и взял трубку. — Ждите меня на весенние каникулы. Скажи Майку, я пообещал. На следующей неделе пойду за биле…

— Дев, постой. Постой.

Ее полный горечи голос обратил всю мою радость по поводу ее звонка в ужас. Я приложился лбом к стене и закрыл глаза. Хотя больше всего мне хотелось заткнуть уши.

— Майк умер вчера вечером, Дев. Он… — Голос ее задрожал. Потом успокоился. — Два дня назад у него начался жар, и врач сказал, что его надо отвезти в больницу. На всякий случай, сказал он. Вчера Майку уже вроде бы стало лучше. Он меньше кашлял. Сидел и смотрел телевизор. Болтал о каком-то важном баскетбольном турнире. А потом… вечером… — Она запнулась. Я слышал, как длинными, резкими вздохами она пытается привести себя в порядок.

Я тоже пытался, но из глаз полились слезы. Теплые, почти горячие.

— Все случилось так внезапно, — сказал она. А потом, едва слышно: «У меня сердце раскалывается».

Рука у меня на плече. Рука Дженнифер. Я накрыл ее своей. Подумал, а положил ли кто-нибудь там, в Чикаго, руку на плечо Энни.

— Отец с тобой?

— В крестовом походе. В Фениксе. Завтра возвращается.