Виктор Банев - Череп императора

Старожилы рассказывают, что есть в моем городе маленькая улочка, название которой никто уже и не помнит, хотя называется она просто — Шепетовская. Редки пешеходы на этой улице, особенно в поздний час, ничто не влечет сюда прохожих. Однако если уж свернет на эту коварно тихую и неприметную улочку молодой и симпатичный мужчина, то — как говорят старожилы — происходит с таким мужчиной каждый раз одно и то же.

Сам не заметив как, знакомится мужчина с редкой красоты женщиной, которая мало того что с радостью принимает его ухаживания, так еще и тут же приглашает к себе, объяснив, что, мол, они с подружками тут, неподалеку, в общежитии. Вот только забираться в общежитие нужно через окно, а то очень уж строгая у них администрация.

Наивный, обуреваемый инстинктами мужчина, рискуя жизнью, лезет по отвесной стене к вожделенному окну и действительно попадает в общество множества женщин всех возрастов, комплекций и темпераментов. Ночь напролет он предается чувственным утехам, пьет, так сказать, нектар со множества цветков, а под утро, тайком, бывает выведен через парадный выход… И вот тут — только тут! — на дверях «общежития» видит он вывеску «Кожно-венерологическая больница для женщин № 17». И демонический смех прелестниц заглушается воплем отчаяния незадачливого ловеласа, чувствующего, как неотвратимо проникает во все поры его еще недавно такого здорового организма множество заразных и почти наверняка неизлечимых хворей…

К чему я обо всем этом? А к тому, что, кроме всего прочего, в планах на сегодня у меня значилось навестить друга Лешу Осокина, безвременно приземлившегося на больничной койке другой легендарной больницы. Тоже венерологической, но только мужской.

Таксист, подвозивший меня от «Флибустьера» до улицы Восстания, пытался завязать светскую беседу и несколько раз задумчиво изрекал что-то насчет того, что дождь льет в этом году здорово… Давно, мол, так не лил… да и лить вряд ли когда-нибудь еще будет… Настроения болтать не было. Я молча расплатился и вылез перед воротами красного ажурного особнячка.

Еще с тех времен, когда распространение вензаболеваний стало рассматриваться как уголовно наказуемое деяние, на окнах особнячка сохранились решетки, а бабушка вахтерша, встреченная мною в дверях больницы, подозрительно осмотрела меня и буркнула, что вход в больницу слева, через металлические ворота, да только не «пустють туда, можно даже и не суваться».

Первые пять минут я деликатно стучался в металлические ворота, потом начал барабанить двумя руками. Выплывший наконец из глубин внутренних помещений милиционер в мокрой плащ-палатке выглядел немного печальным — словно знал, что вот сейчас рубанет нежданному визитеру дубинкой промеж рогов, и это его заранее расстраивало.

— Я хотел бы увидеть Алексея Осокина. Он поступил вчера на третье отделение.

Милиционер осмотрел меня с головы до пят и промолчал. Дождь нудно барабанил по его плащ-палатке.

— Алексей Осокин, — повторил я. — Третье отделение.

— Ты что, тупой? — не разжимая зубов, процедил он.

Наверное, я должен был оскорбиться и уйти. Однако я заплатил за такси, и до десяти, когда у меня было назначено свидание с ирландцами, оставалась куча времени. Так что оскорбляться я не стал.

— Я не тупой, — сказал я, — я мокрый и усталый. Может, поострим внутри, а?

— Читать умеешь? — уставившись мне куда-то в подбородок, поинтересовался милиционер.

— Когда-то меня учили этому в школе. Вам хочется послушать перед сном пару сказочек?

— Ну так читай, если умеешь.

Милиционер с лязгом захлопнул дверь и, удаляясь, забухал сапогами.

Я поискал глазами, что бы такое мне почитать. Слева от двери было приклеено расплывшееся под дождем объявление насчет обмена жилплощади. Ни единый телефон на нем оборван не был. Справа, метрах в трех, я обнаружил стенд, сообщавший, что больница № 6 является режимным лечебным заведением и любое общение с пациентами строжайшим образом запрещено. Основание — приказ министра здравоохранения от 16 января 1964 года.

Прикинув и так и этак, я решил, что скорее всего милиционер имел в виду приказ министра. Я перечитал его еще раз. Вообще говоря, приказ — штука серьезная, повода для размышлений не оставляющая. Но уезжать, так и не повидав Осокина, все равно не хотелось.

Я вернулся к центральному входу, показал старушке свое редакционное удостоверение и сказал, что хочу поговорить с главврачом. Главврач оказался маленьким человеком с красными от недосыпания глазами.

— Слушаю вас, — настороженно сказал он. Было видно, что при его профессии ничего хорошего от визита представителей масс-медиа он не ждет.

— Право слово, неудобно вас беспокоить, — сказал я.

— Что вы, что вы…

— Хотел рассказать вам небольшую историю.

— Я весь внимание.

— Она напрямую касается работы вверенной вам больницы.

— Очень, просто оч-чень интересно.

— Дело в том, что два месяца назад должность руководителя ГУВД оказалась вакантна. Наверное, вы слышали об этом. Нет? Странно — это такое громкое событие. Не важно, почему так случилось, важно, что сейчас на этот пост претендуют два человека — Сверчков и Палицын. Вопрос решается в Москве, и пока оба претендента в неведении относительно своих шансов. Ведут, так сказать, собственную предвыборную борьбу. Тот, который Палицын, до сих пор занимается делами постовых и охранных структур. Сейчас он особенно упирает на то, что он — человек новой формации, и уверяет общественность, что при нем недостатки старой системы навсегда отойдут, так сказать, в прошлое… Как вы думаете — увеличатся ли его шансы на вожделенное кресло, если выяснится вдруг, что подчиненные ему части милиции, несущие пост на объектах муниципального подчинения, руководствуются в своей работе приказами тридцатилетней давности?

Врач задумался и от усердия даже пожевал губами.

— Думаю, что нет, не увеличатся. Но какое все это имеет ко мне отношение?

— Вы не понимаете?

— Нет.

— Видите ли, в чем дело. Тут у вас на входе стоит постовой. Очень вежливый мужчина. Пять минут назад он отказался меня пропустить внутрь больницы на основании того, что в 64-м году министру здравоохранения ни с того ни с сего пришло в голову подобные визиты запретить.

— Ага, — сообразил доктор. — И вы собираетесь об этом написать в своей газете?

— Собираюсь, — скромно признался я. — А когда люди Палицына будут спрашивать меня, зачем я так подставил их шефа, я объясню, что вы не смогли справиться с подчиненными вам милиционерами. Уверяю вас — Палицын вам этого не забудет. — Наклонившись к собеседнику, я добавил: — Между нами говоря, он удивительно мерзкий и злопамятный человек.