Игорь Тихорский - Ангел Бездны

«Сережа! Как… как ты… откуда ты…»

Было ясно видно, что сидящий в кресле человек шевелит губами, словно что-то пытается сказать. Он даже чуть наклонился вперед, чтобы Алексей его лучше расслышал, но слов не было. Сцена продолжалась не больше минуты, потом призрак исчез. Панкратов вскочил, подошел к креслу, ощупал его.

«Ну, совсем дошел! Уже от бессонницы призраки стали мерещиться», — вздохнул Панкратов. Он еще постоял посреди комнаты, бессмысленно глядя на пустое кресло, потер виски руками, снова лег, опасливая поглядывая на кресло, и вдруг страшная сонливость навалилась на него, и Алексей провалился в глубокий сон.

Расставшись с Алексеем, я решил сам осмотреть место взрыва. Добрался на автобусе до окраины и пошел по дороге, идущей вдоль колеи. Километра через три вдалеке показались какие-то обломки. Я подошел. Это была платформа, все, что осталось от багажного вагона. Ремонтники, расчищая пути, сбросили ее под откос. Вокруг валялись доски, какие-то железяки. Вагоны и локомотив утащили в депо.

Я поднялся на полотно. Осмотрелся. Обломки виднелись повсюду, разбросанные взрывом на несколько десятков метров. Платформа, хоть и скинутая, очевидно перевернувшись, снова встала на колеса. Страшно не хотелось лезть на эту развалину. Потом вечер придется потратить, чтобы отмыть всю сажу и грязь. Оттягивая момент, я стал осматривать насыпь и землю вокруг платформы в надежде найти что-нибудь, не замеченное сыскарями из бригады. Ничего стоящего ни на насыпи, ни под платформой не было. Мужики поработали на славу. Правда, около переднего левого колеса, если считать по ходу поезда, я обнаружил крохотный обгоревший кусочек зеленой банкноты, под платформой маленький почти черный от сажи ребристый огрызок металла, предположительно от наружной оболочки термоса. Сложив все находки в полиэтиленовый мешок, купленный в хлебном киоске на этот случай, я примерился и, ухватившись за какую-то скобу, встал на колесо и запрыгнул на платформу. Здесь тоже было не очень много мусора. Все стоящее подобрали опера. Стараясь не наступить на засохшие пятна крови, я обошел платформу, заглядывая в щели между остатками стен и полом. В передней части вагона, там, где когда-то находился туалет, сейчас зияла здоровенная дыра от вырванного и отброшенного невесть куда унитаза. Я не пропустил и эту часть, и моя старательность была вознаграждена. В щели между полом и стенкой туалета я увидел посторонний предмет. Вытащить его было довольно сложно. Какая-то железяка накрепко застряла там.

С другой стороны, и хорошо, что так крепко засела. Иначе она бы просто упала с платформы, когда та, кувыркаясь, летела с насыпи. Обломав ногти, я с помощью найденного обломка доски все-таки вытащил находку и… разочарованно вздохнул. Это был всего-навсего разводной ключ.

Ничего особенного я в нем не увидел. Мало ли для каких надобностей держали в вагоне инструмент. Но тем не менее аккуратно завернул ключ еще в один мешочек и уложил в свою сумку. Оглядевшись еще раз, я спрыгнул с платформы и задумался. Мужик в пивной говорил о девушке, жертве маньяка, тело которой было найдено в тот же вечер неподалеку от колеи. Где это могло быть? Я прошелся вдоль полотна, перебрался через насыпь и осмотрел кусты с другой стороны, но ничего похожего на место недавнего преступления не обнаружил. Должны были остаться по крайней мере следы парней из бригады, поломанные кусты, вытоптанная трава — словом, факты, «свидетельствующие» о том, что работали сыщики. Ничего похожего на протяжении двухсот — трехсот метров не было. Значит, девушку убили не здесь, не на месте взрыва? Взяв этот вопрос себе на заметку, я поправил сумку на плече и отправился назад в город. Добравшись до кольца автобуса, сел на скамеечку и стал ждать. Скоро подошли две женщины со стороны ближайших домов и мужчина. Они с любопытством оглядели меня с головы до пят, будто прицениваясь, я же, воспользовавшись их вниманием, решил заговорить.

— Редко, наверное, автобусы ходят? — начал я разговор.

— Скоро должен быть, — ответила одна из женщин.

— Товарищи мои по домам сидят, а я вот все успокоиться не могу, — продолжал я. — Все хожу сюда, обшариваю кустики, вынюхиваю, никак понять не могу: как это могло случиться?

— Опер, что ли? — спросил мужик.

— Ага! — радостно ответил я и добавил: — Начальство теперь замучает, пока хоть какую худую версию не придумаем. Вот и хожу сюда. Решил с населением поговорить, может, вы что-нибудь слышали такое, о чем мы не знаем.

— А о чем мы могли слышать, — сказала женщина в шерстяном платке. — Был взрыв, это мы слышали. А кто да зачем, нам не ведомо.

— Ну, может, не о взрыве, а об убийстве девушки что-нибудь знаете?

— Зверь какой-то, а не человек Танюшку убил! — сказала вторая женщина. — Хорошая девочка была. Без матери, с отцом жила. Он путевой обходчик. Теперь вовсе один остался.

— Значит, Таня навещала отца, когда ее подкараулили?

— Она каждое дежурство к нему приезжала, на велосипеде. Обед привозила. Они в поселке жили, за три километра от его будки.

— А вы что же, даже и не знаете, где Таня жила? — спросила та, что в шерстяном платке. — Хороши сыщики, нечего сказать.

— Видите ли, я в основном взрывом поезда занимаюсь. А убийство мои товарищи расследуют. Я, честно говоря, даже точно место не знаю, где это случилось.

— Недалеко от будки обходчика и случилось. А будка отсюда за двадцать километров.

— Так если вы не убийцу ищете, чего же интересуетесь? — не унималась женщина в платке.

Я мобилизовался и сделал вид, что сильно смутился.

— Оно конечно, — промямлил я, — да только решил вот по собственной инициативе поинтересоваться гибелью Тани. К тому же, подумалось, может, ее смерть как-нибудь связана с катастрофой поезда…

— Кто же знает, может, и связана. Может, это один и тот же человек, — рассудительно сказал мужик в ватнике. — Это ваше дело все уточнить и установить.

Подошел автобус, мы уселись, и разговор прервался.

В городе я решил сначала наведаться в больницу, где лежал раненый охранник. В справочном долго расспрашивали, кто я да почему интересуюсь здоровьем охранника, потом тетенька заявила, что справок о Владимирове Олеге Евгеньевиче давать никому не велено.

Я прикинулся казанской сиротой, говорил, что ехал в том же поезде, в пассажирском вагоне, что Олег Евгеньевич мой друг, — ничего не помогало. Я понял, что суровую тетку ничем не проймешь, и решил действовать иначе. Отойдя в сторонку, я стал наблюдать за теми, кто подходил к справочному окошку, прислушивался к фамилиям больных, чьим здоровьем интересовались родственники. Наконец решил, что настал момент действовать.

К окошку подошла молодая девица, спросила о самочувствии какого-то Щербакова Александра Петровича из пятой палаты третьего отделения, передала пакет, очевидно с фруктами, и ушла.