Сергей Белан - Ресурс Антихриста

— Мафия… фишки… — какие образы, — снисходительно улыбнулся Юлий Викентьевич. — Мне кажется, мой дорогой, вы сгущаете краски. Оно понятно, нервы, нервы… у всех сейчас нервы. Хочу внести ясность, чтоб вас немного успокоить — Оскар был обречен, при падении он ударился головой о дорожный столб. Но для вас это ровным счетом ничего не меняет. Дэ факто его жизнь оборвала пуля из вашего пистолета.

Верховцев, перед которым стояла наполненная рюмка, взял ее и залпом выпил:

— Да, тут вы меня… конечно… красиво… Придется признать поражение — чему-чему, а этому меня жизнь научила.

— Да ладно вам, Олег Евгеньевич, ничья, чистая ничья, — успокоил его Серебрянский. В голосе его звучали миролюбивые интонации.

— Для меня она приравнивается к поражению, — настойчиво повторил детектив.

— Вашему честолюбию можно позавидовать, — Серебрянский посмотрел на него взглядом, в котором читались и одобрение и любопытство. Он провел ладонью по лицу, словно снимая усталость, и неожиданно спросил: — Олег Евгеньевич, вы, насколько мне известно, мужчина не женатый, так?..

— Так, — с некоторой растерянностью ответил Верховцев, мысленно прикидывая, что может крыться за этим странным вступлением.

— У меня есть к вам одно интересное предложение. Оно, смею заверить, родилось не вдруг, и потому прошу отнестись к нему серьезно…

— Я вас слушаю, — внутренне готовясь к какому-то подвоху, вымолвил Олег.

— Тогда без увертюр. Вы не хотели бы стать моим зятем? Моя дочь… погодите, дайте мне высказаться, — упредил он Верховцева, видя его нетерпеливый жест. — У меня есть дочь, интересная молодая особа, вполне подходящего для вас возраста и очень недурной наружности. Мне нужен умный зять и порядочный, да-да, не сочтите мои слова кощунственными, именно порядочный человек. У вас, Олег Евгеньевич, достаточно много качеств, которые мне импонируют, да и человек вы, на мой взгляд, незаурядный. Поймите мои отцовские чувства — мы, родители живем для детей, если у них все в порядке, то и старость свою мы можем встречать спокойно. Я — вдовец, и в ней вся моя жизнь. Нет, есть еще дело, которым я занимаюсь, но без продолжения оно не имеет смысла.

— А почему я? — с нетерпением перебил его Верховцев, которому происходящее в кабинете начинало казаться пошленьким фарсом, сродни нудным и бесконечным мексиканским телесериалам.

— Охотно отвечу. В таком альянсе я усматриваю два больших плюса: первый — гарантию, что наши общие тайны останутся, как говорится, между нами, и второе — я буду уверен, что фирма и дело попадут в руки достойного человека. Вспомните кадровую политику коммунистов в недалеком прошлом. Зачастую на руководство коллективом назначали человека со стороны. Для пользы дела, потому что свои все были кровно повязаны своими подноготными, а свежая струя вносила оздоровительный эффект. И потом, у меня есть золотое правило: прежде, чем стать врагом умного человека, попытайся сделать его своим союзником. Я предвижу, какой бы вопрос мне задал человек, если б мое предложение ему показалось заманчивым, а потому отвечу на него заранее. Моя дочь мне перечить не станет. Ей нет смысла идти против моей воли — все ее будущее во многом зависит от меня, от моего дела, и она это прекрасно понимает. И если я ей скажу, что так надо, она сделает как надо.

— Звучит убедительно, — отметил Верховцев и с плохо скрываемой иронией поинтересовался: — А какую роль, кроме роли зятя, вы отводите мне в своем проекте?

— Вопрос вполне правомерный. Не задай вы его, я бы наверняка засомневался в целесообразности дальнейшего разговора. Нет, Олег Евгеньевич, вовлекать вас в дела фирмы вопреки вашему желанию я вовсе не намерен. Пока… — уточнил Серебрянский с многозначительной улыбкой. — Вы можете продолжать заниматься тем, чем занимались до сих пор. Больше того, вы сможете рассчитывать на определенную финансовую поддержку с моей стороны. Я ведь знаю, что такое трудности становления, сам через это прошел. А еще я могу гарантировать свое содействие в привлечении очень солидной клиентуры. И это, согласитесь, немало. Ну, так что вы на все это скажете?

— А что б вам сказал любой нормальный, не сумасшедший человек на моем месте? — в свою очередь спросил Верховцев. — Как вы полагаете?

— Я считаю, он сказал бы, что ему надо подумать. Думайте, Олег Евгеньевич, думайте ради бога. Вы детектив, и заповедь: семь раз отмерь — один отрежь, для вас должна быть актуальна, как для портного. Вам хватит недели на раздумье?

— Вполне, — ответил Олег. — Я не тугодум.

— Вот и прекрасно, — Серебрянский с удовлетворением потер ладонями. — У нас, кстати, на следующей неделе намечается небольшое торжество, маленький юбилей фирмы, пятая годовщина. Я вас приглашаю. Лично. О месте и времени вы будете извещены особо. Будут только свои люди, узкий круг. Да, и чтоб снять все вопросы, туда придет моя дочь, а вы мне до этого, надеюсь, сообщите свое решение. Как видите, я не играю с вами втемную, посмотрите все своими глазами, чтобы выбор был осознанный.

— Для начала скажите хотя бы имя вашей дочери.

— Анна. Ее зовут Анна… А за свое оружие можете не беспокоиться — даю слово, я его верну независимо от того, как пройдет наша будущая встреча. Я, как видите, коллекционирую аквариумных рыбок, а всякие там пистолеты меня абсолютно не интересуют…

Дождь, сильнейший ливень, начался внезапно. Он сопровождался раскатами грома и всполохами, которые то и дело подпаливали край вечернего неба, пытаясь хоть как-то помочь тающему, ускользающему дню в его единоборстве с неумолимо надвигающейся темнотой ночи.

Верховцев стоял у окна и, сквозь стекло, заливаемое потоками воды, наблюдал буйство стихии. В голове у него был полный хаос мыслей, чем-то схожий с разгулом непогоды, происходившим в природе.

Экс-секретарь «Пикадора», в гостях у которой он находился, склонившись, слушала ту же самую пленку, которую он накануне крутил Серебрянскому, но ее реакция, в отличие от Юлия Викентьевича, была совершенно иной. Если Серебрянский, прослушивая запись, не проронил ни слова и сидел не шелохнувшись, как монумент Райнису в Риге, то Илона Страутмане напоминала Верховцеву азартного болельщика на напряженном спортивном состязании. Она просто не могла спокойно усидеть на месте, то поднимаясь и снова садясь в кресло, то причудливо сплетая пальцы рук, то нервно барабаня ими по коленям, время от времени привычным движением поправляя спадающую ей на глаза непокорную прядь волос. Она была вся внимание, стараясь не пропустить ни одной фразы, ни единого слова, и ее бледное лицо живо отражало ту сложную гамму чувств и переживаний, которые она испытывала в настоящий момент. В отдельных местах, где разобрать, о чем идет речь, было невозможно, Верховцев давал необходимые пояснения. Несколько раз она останавливала запись, перематывала ее немного назад и слушала вновь, а тот фрагмент, где разговор касался обстоятельств смерти Игоря Таланова, она, казалось, хотела запомнить чуть ли не наизусть.