Алла Полянская - Прогулки по чужим ночам

— А тебе, типа, нет.

— Признаю, мне тоже интересно.

Я развязываю шнурочки. Вот копия свидетельства о рождении, оригинал у меня. Родители — жирный прочерк. А это что?..

Выписка из роддома. Роженица Климковская Любовь Васильевна, родила девочку, вес 3 кг 400 г. Роды срочные, без патологии. Что ж, спасибо и на том, Любовь Васильевна. Но место рождения почему-то не Ивск, как в моей метрике, а Новопокровск. Странно...

— Лиза, это означает, что регистрировали тебя в Ивске, система такая: в графе «место рождения» часто пишут тот город, в котором регистрируют.

— Почему?!

— А черт их знает, бюрократов этих. Нормальному человеку их логика недоступна, ты вспомни, как прописывался Валек.

Валек — коллега Рыжего, нейрохирург. Когда он женился, решил прописаться к жене — но по санитарным нормам в «хрущевке» никого уже не регистрировали. А когда Валек попробовал встать на учет на получение жилплощади, опять не выгорело: по каким-то другим нормам получился излишек площади. Эта история могла бы стать бесконечной, но умерла тетка Валька и оставила ему в наследство квартиру. Хеппи-энд. Если не считать смерть тетки.

Так, дальше... Вот заявление: «Я, Климковская Любовь Васильевна, отказываюсь от своей дочери, Климковской Элизы...» Что же, дорогая мамуля, значит, вот как это делается? Родила, бросила, как фантик от конфеты, и все? Я бы таких расстреливала.

А это выписка из истории болезни... или нет... ксерокопия. Пометка: удочерению не подлежит. Но почему? Потенциальным усыновителям не дают больных детей, а, судя по записям в карточке, я была патологически здоровой девочкой, я умудрилась не подхватить даже обычные детские инфекции.

А вот тоже интересный документ, причем оригинал. Климковская Любовь Васильевна, переводчик, научно-исследовательский институт титана. На оккупированных территориях не пребывала, не привлекалась... Любопытно...

— Слушай, Андрей говорил, что его мать работала переводчиком в НИИ. Это что, совпадение?

— Лиза, такое совпадение странно выглядит, к тому же я давно думаю, что наш пациент наврал нам с три короба. Ты ведь тоже ему не поверила?

— Ну, сначала поверила, а потом кое-что сопоставила... да, он рассказал нам сказочку, и если он не объяснит, что все это означает, я его выкину.

— Ты права.

Дальше в папке много разных справок из дома малютки — в Новопокровске. Вот приписка: мать навещает. Может, потому меня и не отдали приемным родителям? Надеялись, что Любовь Васильевна опомнится и заберет ребенка? Ага, торопилась она...

Дальше приказ о передаче воспитанницы Климковской Элизы в дом малютки в Липецке. Зачем? Официально — из-за реорганизации, за этой формулировкой можно скрыть что угодно. Значит, именно в Липецке я присвоила Медвежонка, потому что вот и отметка воспитателя о моем агрессивном поведении. А потом меня снова перевели — в Пензу, потом еще... Старик удивлялся, зачем меня так часто перевозили с места на место, но об этом в бумагах нет ни слова. А вот и совсем интересное: официальный запрос Климковской о местонахождении ее дочери Элизы. И ответ: отдана приемным родителям, тайна удочерения. Что за бред? Ни у каких приемных родителей я не жила, я все время была в интернате, на момент подачи запроса — в Туле. Тогда почему это скрыли от моей матери? Зачем меня постоянно перевозили из интерната в интернат? Такое впечатление, что запутывали следы... но зачем?!

— Рыжий, смотри, что это?

— Дай... черт, бред какой-то.

Запрос от какого-то отдела опеки на разрешение сменить имя и фамилию воспитаннице Климковской Элизе — и резолюция: «Отказать». А запрос подавался в управление КГБ Новопокровска. Обращались с запросом к майору Корбуту. Он же и резолюцию наложил. Зачем это? При чем тут КГБ? Я что, потомок Гитлера?

Я перебираю бумаги. Медицинская карточка, отметки о прививках, обычные записи педиатра, везде приписка: «Девочка на контакт не идет». Да, я помню, что всегда была хмурым ребенком. Я очень рано сообразила, кто я и что со мной.

— Насколько я понимаю, к твоей судьбе причастны люди из КГБ, а там простых дел не бывает. Смотри, на половине документов, то есть на всех ксерокопиях, стоит штамп «Секретно». Кто-то засекретил твое дело, а это тогда было серьезно. Может, нам стоит поехать в Новопокровск и расспросить кого-то? Я уверен, есть живые свидетели. Конечно, прошло время, но не столько же, чтобы не осталось никого, кто бы помнил твою мать. Возможно, она еще жива.

— Нет.

— Лиза, это неразумно. — Рыжий гладит мою руку, успокаивая. — Похоже, что все, происходящее сейчас вокруг тебя, имеет корни в прошлом, вот там и надо искать ответ. И я считаю, Старик прав: этим материалам цены нет, только он и мог собрать их, потому что у него наработаны связи. У наших противников такой информации нет и быть не может — раз они расспрашивали Старика и остальных.

— Зато они знают, что происходит сейчас, а мы даже не догадываемся.

— Ну и как, помогает им это знание? Они ищут что-то в твоем прошлом, которого ты не захотела знать когда-то, и мне кажется, именно потому, что они еще ничего не нашли, ты до сих пор жива, солнышко мое.

В словах Рыжего есть резон... И что делать? Наверное, нужно взять отпуск и попробовать разобраться во всем, иначе это плохо для меня закончится.

— Куда теперь? — Рыжий въезжает в город. — Что будем делать?

— У меня есть неиспользованный отпуск, сейчас пациентов немного, вот и поеду в Новопокровск. А тебе оттуда позвоню и все расскажу — если будет что рассказать... Вадик, ты чего? Что я такого сказала?!

— Ничего. Но если ты думаешь, что я отпущу тебя одну, значит, тебе пора в психушку. У меня тоже есть неиспользованный отпуск, так что едем сначала ко мне на работу.

Рыжего отпустили неохотно. Главврач долго вздыхал и сетовал, но заявление подписал. А меня в поликлинике ждала Виктория Львовна. У нее снова болел зуб, и шеф горячечно обрывал мой телефон, а он разрядился. Виктория Львовна же не соглашалась ни на кого другого, сжав челюсти, как партизан на допросе. После триумфального сеанса зуболечения размякший шеф подмахнул мне заявление на отпуск, попутно выразив сочувствие в связи с поголовным падежом моих близких, за такой короткий срок двое похорон — это даже его впечатлило.

Коллега Матяш с видом умирающего от чумки лебедя пожелал мне хорошо провести время, а Рыжий, широко улыбаясь, заверил его, что сделает все, чтобы я забыла обо всем на свете. Я знаю, как он действует на людей. Женщины начинают летать вокруг него, как взбесившиеся бабочки, а мужчины осознают свою неполноценность. Коллега Матяш увял, как сорванный мак. Ничего, медсестра из регистратуры его утешит. Или еще кто-нибудь, без разницы. Лично мне не нравится, когда у мужчины так много шерсти на теле.