Александр Кулешов - Памятник футболисту (Скандал в благородном семействе)

Им овладело чувство безнадежности, какой-то обреченности. А тут еще Олафссон, проходя мимо и не глядя на него, процедил сквозь зубы:

— Спасибо, щенок, от всех тебе спасибо...

В раздевалке, как всегда после игры, расхаживая между креслами, старший тренер сделал краткий предварительный разбор игры. Выразил удовлетворение победой, похвалил одних, пожурил других. Повернувшись к Лонгу, сказал:

— Жаль, конечно, что не забил пенальти. Первый раз такое с тобой.

И все. Спокойный разговор довольного игрой тренера.

Ребята тоже не ворчали. В конце концов, матч выиграли, премия будет. Ну не забил — с кем не бывает. Удивились, конечно, немного. Но игровой престиж Лонга был слишком высок, чтобы из-за такой случайной неудачи кто-нибудь позволил себе в его адрес какое-либо замечание.

Вернулись в отель, поужинали и разошлись по комнатам. Номера здесь были одноместные, так что соседей у Лонга не было.

Приняв еще раз душ, Лонг собрался лечь в постель и вдруг поймал себя на том, что тщательно запирает обе двери, набрасывает цепочку (чего никогда не делал).

Он усмехнулся — все же надо поменьше смотреть детективных фильмов... Он уже погасил свет, укрылся одеялом... Неожиданно вскочил, лихорадочно бросился к телефону, набрал номер Марии — «футбольные девушки» жили в другом отеле.

Услышав сонный голос, торопливо заговорил в трубку:

— Мария, это я, ты не спишь?

— Сплю, дорогой...

— Мария, ты скажешь, что я идиот, но я прошу тебя, запри как следует дверь и окно.

— Да что с тобой, — теперь ее голос звучал взволнованно, — что случилось?

— Потом расскажу. Я тут устроил эксперимент. И они могут отомстить, — бессвязно шептал он в трубку. — Они мне угрожали. Я потом все тебе расскажу подробно...

— Дорогой, — Мария почти кричала в трубку, — что с тобой? Ты ничего не... принимал? Какие-нибудь таблетки... О чем ты говоришь? Ты сам не свой. Неужели этот несчастный пенальти тебя так расстроил? Плюнь ты. Все это пустяки...

— Ты права, Мария. Просто нервничаю зря. Но знаешь, это такие люди... А уж Олафссон... В общем, спи, родная. Извини, что разбудил. Я дурак.

— Покойной ночи. Завтра весь день наш. Я буду ждать. Я так скучаю без тебя. Покойной ночи и не расстраивайся ради бога, не из-за чего.

— До завтра — прошептал Лонг.

Весь этот разговор случайно (как она объяснила, а в действительности от скуки) слышала и запомнила отельная телефонистка: ее рассказ позднее долго и тщательно анализировали следователи.

Мария спала блаженным сном, Лонг ворочался и не мог уснуть. Пока спали игроки и усталые болельщики, в кабинете у Бручиани бодрствовали.

Здесь сидели хозяин кабинета, Тринко и Корунья. Звонили доктору Зану, но секретарь ответил, что президент «Рапида» внезапно и срочно вылетел в Аргентину но делам клуба и вернется только через неделю.

— Этого нам не простят, — горячился Тринко, — у него ввалились щеки, злые глаза лихорадочно горели, на лысом черепе выступил пот. — Не простят. Надо скрыться!

— Не паникуй, — оборвал его Бручиани, — давайте подведем итог: все испортил Лонг. Так? — он повернулся к Корунья.

— Вот именно, поспешно подтвердил тренер. — Этот негодяй о чем-то догадывается, выспрашивает, вынюхивает. Не удивлюсь, если он связан с... с... с кем-то другим и выполняет его задания. Во всяком случае, он очень опасен. С таким характером Лонг в любую минуту может устроить скандал, дать интервью, да что хотите. Он очень опасен, — повторил Корунья.

— Вы что ж, — спросил Бручиани, — не можете заткнуть ему рот? — Он с презрением смотрел на тренера.

— Нет! — решительно заявил тот. — Не могу! Что вы от меня хотите? — в голосе его прозвучали истеричные нотки. — Я скрутил всю команду, на меня работает капитан и еще четыре человека. Вратарь хоть не в курсе, но делает все, что я говорю. У меня прекрасные контакты с моими коллегами из других клубов, с которыми вы меня свели. А с Лонгом нет! Вы же видели, он нарочно не забил пенальти. Нарочно! Это вызов. Мне, вам. Я не знаю, стоит ли за ним кто-нибудь, но он опасен.

— Так уберите его из команды! — взорвался Бручиани.

— Вы что, с ума сошли! — Корунья уставился на хозяина «Сетей», словно тому действительно требовалась смирительная рубашка. — Да он если не то что в матче, а хоть в одном тайме не участвует, так все телефоны обрывают, тысячи писем, телеграмм протеста получаем. Если его нет в играющем составе, люди не хотят покупать билеты, клуб терпит убыток. А вы — убрать!

— Ну хорошо, — уже спокойно сказал Бручиани, — где же выход?

— Вы забываете еще об одном, — глухо промолвил Тринко, — если мы не предпримем решительных мер, не покажем, что можем справиться с положением, «они» нам не простят, — и он многозначительно указал пальцем в потолок.

— И этот мерзавец Зан куда-то смылся, — зло сказал Корунья. — Только деньги ему подавай, а работать и рисковать должны все, кроме него.

Некоторое время все молчали.

— Надо убить Лонга, — решительно заявил Тринко.

— Не валяй дурака, — поморщился Бручиани, — не те времена. Ты представляешь, что будет, если его убьют? Такой шум поднимется, что всех нас быстренько загребут. Об этом не может быть и речи. Надо что-то другое.

— Если б еще дела у клуба шли плохо, — размышлял вслух Корунья, — можно было бы его куда-то продать. Но дела как раз процветают. Сами Каспи купили.

— Шум шумом, — настаивал Тринко, — не первый скандал, не последний. Пошумят и успокоятся. А таких смутьянов надо ликвидировать решительно. Кстати, для других наука. Не выполняешь приказа — иди гуляй в райские кущи.

— Это нас с тобой, если мы не выполним приказа, отправят в райские кущи, — горько усмехнувшись, сказал Бручиани. — Кто о нас пожалеет, подумаешь, два жучка, не очень чистеньких ресторатора. Таких пачками ликвидируют в стране другие такие же. А звезда футбола!

Долго молчали.

— Ладно, — нарушил наконец тишину Бручиани. — Утро вечера мудренее. Попробую связаться с «ними». Как-то объяснить, попросить совета...

— Как же, дадут они совет, — проворчал Тринко.

...Действительно, никто не собирался ни советовать, ни выручать посредников. В «организации» существовал железный закон. Удачливый зарабатывал, неудачник расплачивался.

И когда все те же трое благообразных мужчин собрались на террасе роскошной виллы, речь у них шла отнюдь не о том, чтобы по-христиански протянуть руки помощи, а скорее об обратном.

— Все это мне начинает не нравиться, — заявил Старший,— тут явно попахивает конкуренцией. Иначе мальчишка не вел бы себя так нагло. Он не мог это сделать по собственному побуждению — времена донкихотов прошли. Ныне все живут в страхе. Он сделал это нарочно, по чьему-то приказанию, бросил нам вызов. И мы должны этот вызов принять. Наказание будет жестоким.