Вильям Каунитц - Месть Клеопатры

Затем, без малейшего предупреждения, дверь, ведущая в кабину пилота, открылась — и оттуда вышла Фиона Ли. Их глаза встретились — и тут же разминулись; явно смутившись, она вернулась в кабину и захлопнула за собой дверь.

На борт подняли еще одну систему «Парапойнт». Алехандро проворно принял ее и уложил вместе с остальными. Но глаза его продолжали неотступно следить за кабиной пилота, в ушах звучало давнишнее — еще из тех времен, когда он готовился к внедрению в преступную среду, — предостережение Сивера: «Старайся не заводить связей с женщинами. Знакомство с ними может обернуться для тебя смертельной опасностью».

Подали еще одну систему доставки.

Сидя в кабине пилота, Фиона Ли с такой силой вцепилась в штурвал, что у нее побелели костяшки пальцев. «О Господи, — думала она, — как же мне теперь быть?»

После окончания погрузки, Алехандро спустился на землю. В голове у него сейчас царила полная сумятица. «На кого она работает? Что мне с нею делать? И я даже не имею права сообщить о нашем знакомстве Сиверу — он просто вышвырнет меня, я так и не сумею подобраться к Клеопатре».

Чи-Чи ждал его у фургона.

— Сегодня вечером тебе еще в «Энвиромане» выступать. — Произнося это, он поглядел на Юдит. — Она полетит вместе с тобой.

Алехандро ответил ему на диалекте племени тараскан:

— Но как насчет получения груза? Мне надо быть там, чтобы убедиться в том, что эта штука сработала.

И вдруг Юдит тоже заговорила на диалекте племени тараскан:

— О получении груза позаботятся и без тебя.

У Алехандро глаза на лоб полезли.

— Где это ты изучала язык?

— Я ж говорила тебе, что быстро схватываю.

Посетители, набившиеся в «Энвироман» во вторник к ночи, были в большинстве своем явно обитателями Ист-Сайда, что придало заведению налет в целом не свойственного ему шика. Алехандро прибыл к своему первому выходу заблаговременно и сейчас в одиночестве сидел на балконе, наблюдая за танцующими парами. Без Чи-Чи и его спутников заведение казалось ему пустынным. Алехандро полагал, что они остались на острове Томаса Кая, но у него не было ни малейшей возможности проверить свою догадку.

Он по-прежнему пребывал в полном смятении, не зная, что предпринять по отношению к девушке, известной ему под именем Белл Старр. Не было никакого смысла в том, чтобы предаваться раскаянию и бесплодным сожалениям. Эти игры с самим собой никуда не вели. Ему надо было разобраться в другом: как повести себя в создавшейся ситуации, чтобы не утратить контроля над нею. Инстинкт самосохранения подсказывал ему, что необходимо обо всем доложить начальству, но Алехандро прекрасно понимал, что непременно произойдет в таком случае. Его отстранят от дела, выведут из игры и дадут ему какую-нибудь работенку в департаменте полиции. А жизнь обыкновенного полицейского окажется для него просто невыносимой — после высоковольтного напряжения, в котором он провел последние двенадцать лет.

Ему надо каким-нибудь образом ухитриться и переговорить с Белл Старр, выяснить, на кого работает она сама, и заставить ее забыть о том, что они знакомы, и, главное, убедить ее ничего не сообщать своему начальству. Он чувствовал, что приходит все в большее и большее замешательство, — а для внедренного агента это крайне скверный симптом.

Сейчас они держат его на коротком поводке, но он, так или иначе, преисполнился решимостью сегодня же, после первого выхода, выйти на связь с Сивером. В этом заключается немалый риск, но ему необходимо было известить контролера о том, что десантирование груза может состояться с минуты на минуту, с тем чтобы тот держал электронные глаза и уши в боевой готовности.

У него возникло искушение просто позвонить контролеру, но он удержался от этого, потому что Писсаро вполне мог приставить к нему наблюдателей, умеющих читать по губам. Ему доводилось слышать о том, как тренирует таких специалистов Боливиец, — он усаживает их на долгие часы у телеэкрана с выключенным звуком, заставляя сконцентрироваться на губах дикторов и актеров. И эти чертовы специалисты могут сейчас оказаться буквально повсюду. А насколько он мог об этом судить или, вернее, догадываться, «золото Клеопатры» уже вполне могло быть к настоящему моменту сброшено с воздуха. Он огляделся в еще не слишком переполненном помещении. Барменша-китаянка Жасмин мыла бокалы. Увидев, что Алехандро смотрит в ее сторону, она спросила:

— Куда это все подевались?

Алехандро пожал плечами.

— Хочешь чего-нибудь?

Она жестом указала ему на свои припасы.

— Бокал содовой.

— Держи, красавчик.

Жасмин бросила в бокал кубики льда, вышла из-за стойки и направилась к столику, за которым сидел Алехандро. Она положила салфетку, поставила на нее бокал и спросила:

— Хочешь чего-нибудь еще?

Он заглянул в ее серые глаза.

— Нет, спасибо. — Она поклонилась ему, и он спросил: — А что, ты всегда носишь в волосах эту желтую ленточку?

Ее профессиональная улыбка барменши сменилась куда более откровенной, а пальчики заскользили у него по руке.

— Не всегда.

Он проследил, как она возвращается за стойку. Потягивая содовую, он увидел своего импресарио Йошуа Будофски. Поднеся бокал к губам, Алехандро следил, как тот деловито поднимается на балкон. Подойдя к его столу, Будофски бросил Алехандро листок бумаги, говоря:

— Вот номер дома и квартиры человека, с которым мы встречаемся, чтобы поработать над твоим новым имиджем. Встретимся там завтра, в три часа дня. И пожалуйста, Алехандро, без фокусов.

Алехандро встал из-за столика, убрал листок с адресом в карман и сказал Будофски:

— До завтра.

— Я посижу здесь и послушаю тебя.

Будофски посмотрел на Жасмин и заказал коктейль.

Музыка смолкла. Огни погасили, и толпа с танцевальной площадки ринулась к сцене, скандируя: «Алехандро! Алехандро!» Луч прожектора выхватил из мрака фигуру певца: он стоял неподвижно, опустив голову и, как всегда, держа в правой руке розу.

Через семьдесят минут он под бурные возгласы «Бис!» покинул сцену. Ворвавшись к себе в грим-уборную, он с изумлением обнаружил там Юдит. Она сидела на раскладном стульчике и освежала маникюр.

— Весьма недурно, — бросила она, даже не повернув голову в его сторону.

— Благодарю. — Сейчас впервые за все время ему бросилось в глаза, какие у нее красивые и длинные ноги. Короткая черная юбка выгодно подчеркивало это. — Но мне надо переодеться, причем немедленно.

— Ну, не меня же тебе стесняться, — возразила она, все еще подправляя маникюр и явно не собираясь подниматься с места.

— Не тебя, — согласился он, расстегивая рубашку.

Сняв пропитавшуюся потом рубашку, он положил ее в пластиковую сумку, предназначенную для похода в прачечную. И почувствовал, как его охватывает нетерпение.