Боб Джадд - Финикс

Мне открыл дверь худой пожилой человек в старой выцветшей ковбойке и коротком темном фартуке, как у мясника. Во рту торчала зубочистка. Я прошел за ним по темному длинному коридору в просторную и прохладную комнату, с полом из полированных дубовых досок. Пахло кедром и прогоревшими в камине поленьями.

На стенах были развешены охотничьи трофеи. Возле каждого прикреплена маленькая медная табличка с указанием — где и когда был убит зверь.

— Как чувствует себя моя дочь? — спросил Кавана. Он сидел в седле тренажера, имитирующего лошадь. Такие тренажеры стоят в барах Далласа: на верху аппарата — кожаное седло, а внизу — мощный вибратор, создающий такие колебания, которые могут вытрясти потроха из любого ковбоя.

— Она говорила, что вы навещали ее.

— Я приходил, но она не стала со мной разговаривать. Я подумал, что она сказала вам что-нибудь такое, чего не пожелала сообщить мне. — Кавана держал в руке бутылку пива «Модело Негро». То, что он пил в одиночестве после полудня, было вредно для здоровья, хотя для своих семидесяти он выглядел совсем неплохо: немного толстоват в своей фланелевой рубашке и узких джинсах, но из-под засученных рукавов виднелись бицепсы циркового борца.

— Вы скачете на этом аппарате? — спросил я.

— У нас немало крепких пьянчуг вылетает из седла, а я обычно удерживаюсь дольше других. Поэтому меня даже прозвали «вольтижером». — Он отхлебнул пива. — Эта проклятая штука сломалась, и я не могу найти умельца, который бы ее починил. Беда со всеми этими чертовыми игрушками — аэропланами, насосами для плавательных бассейнов и вертолетами, — они постоянно ломаются. — Он сделал еще один глоток, что-то вспоминая. — Вот и эта штука накрылась, а единственный человек, который может ее починить — мы называем его мастером на все руки, — это мастер по обслуживанию. Но он отправился на Багамы на своей чертовой яхте, стоимостью в три четверти миллиона долларов, чтобы найти специалиста, который бы переделал его посудину для перевозки наркотиков. Он хочет зарабатывать на этом деньги. В наше время все стараются заработать на стороне, чтобы оплатить свои счета. Вы должны запомнить главное правило жизни, Эверс, «все на свете рано или поздно ломается». Вот, например, ты ужасно любишь свою дочь, даешь ей все, в чем она нуждается и что может принести ей счастье, исполняешь все ее желания, и все напрасно, потому что она вдруг «ломается». А кто починит ее? Кстати, Эверс, что вы там, черт побери, тогда делали? Занимались любовью? — Маленькие выцветшие голубые глазки на его черепашьей физиономии выглядывали из-под старых сморщенных век.

— Она сказала, что не хочет меня видеть. Она никого не хочет видеть. И вас в том числе.

— Может быть, она и не хотела, но все равно мы увиделись. Но я полностью согласен с ней, — сказал он, слезая с седла и указывая на меня бутылкой, — что видеть вас ей совсем ни к чему. — Он прошел к старому потертому креслу, обитому синей кожей, и удобно расположился в нем, напоминая этакого сельского джентльмена в своем логове. Потом, глядя в окошко, сказал смягчившимся тоном: — Садитесь, садитесь, будьте как дома. Вы, может быть, не поверите мне, Эверс, но я кое-что о вас знаю, и вы мне нравитесь. Мне нравятся честолюбивые люди, ваша беда в том, что ваше честолюбие не приносит вам никакой пользы, не так ли? Вы ничего нигде не выигрываете. Вы так раздолбали «рэнджровер» Робертса, что он превратился в груду металлолома, чем ужасно обозлили Бобби. Из-за вас моя дочь обожгла лицо. И что же теперь вы хотите от меня, сынок?

— Прежде чем вы сделаете что-нибудь для меня, — сказал я, покачиваясь в седле тренажера, — может быть, вы попытаетесь помочь Салли. Мне кажется, она страдает депрессией, ее надо показать психиатру.

— Я благодарен вам за заботу о Салли, Эверс. Это весьма трогательно, что вы советуете моей дочери обратиться к психиатру. Но то, что она прогнала вас, вовсе не означает, что у нее не в порядке с психикой. Напротив, это проявление здравого смысла. Мне кажется, вы ее плохо знаете. Салли может позволить всяким шалопаям ухаживать за собой, но стоит кому-нибудь сказать слово поперек, как она уже готова оторвать ему голову. — Он осушил свою бутылку и бережно поставил на дубовый пол. — То состояние, в котором вы застали сегодня Салли, абсолютно нормальное для нее. Возможно, вы раньше видели ее в приливе нежности, но все эти улыбки ей нужны, чтобы завлечь какого-нибудь сосунка — вы понимаете, что все это несерьезно. Она ожесточилась против мужчин после истории с Бобби. Я, конечно, не осуждаю ее за то, что она в нем разочаровалась, я и сам разочаровался в нем. Ну, что еще?

— Если это действительно ее обычное состояние, то она тем более нуждается в помощи психиатра, мистер Кавана.

— Называйте меня просто Меррилл, пожалуйста. У вас есть что-нибудь еще?

— Разумеется. Что вы скажете о земле, которую вы украли у меня, Меррилл? Я хочу вернуть ее обратно.

— Я понимаю, что вам хотелось бы ее вернуть. Но прежде всего вы должны усвоить, что никто не крал вашу землю. Она была приобретена совершенно законно по свободным рыночным ценам. И даже если бы я захотел, я не смог бы вернуть ее вам, потому что земля теперь, также на законном основании, принадлежит не мне, а финансовой компании. Мы уже исчерпали все вопросы? У меня сегодня насыщенный день, мистер Эверс.

— Я хотел бы все-таки поговорить пару минут о моей земле, Меррилл. Вы не хотели бы поделиться вашими планами насчет нее?

— Ну, мы наконец-то продвинулись вперед. Я охотно изложу вам свои планы на эту землю и на будущее Финикса. — Он улыбнулся мне, не разжимая губ, и откинулся на спинку кресла с важным видом, положив руки на подлокотники, этакий президент Кавана. — Финикс — это одиннадцатый по величине город Америки, но у него нет выхода к морю, нет порта и железной дороги, есть только автомобильное шоссе. В Финиксе не производится ничего, кроме некоторых деталей компьютеров и радиоприемников, таким образом, почти нет никаких доходов. Если бы мы не выкачивали воду из Соленой реки и не разбавляли эту воду за счет реки Колорадо, город вообще не смог бы существовать. Но если у Финикса нет возможностей для существования, мы должны создать их сами. В противном случае наш город превратится в еще один полупустой перевалочный пункт в центре гиганта. Теперь слушайте меня внимательно, потому что я хочу рассказать вам, как можно превратить Финикс к двадцать первому веку в город мирового значения.

— Я весь внимание.

— Не стройте из себя умника. Ответьте мне на такой вопрос: считаете ли вы, что жизнь становится легче и лучше?

— Нет, — ответил я, усаживаясь удобнее в седле, — насколько я могу судить со своей колокольни.