Владимир Кочергин - Судьбы, как есть

Щукин перестал барабанить по столу и спросил у своего молодого опера:

— Ручку взял?

— Да, взял.

— Будешь помогать мне, а себе все фиксируй для дальнейшей работы. Да, хочу спросить у тебя Савелий Владимирович, вот что, — обратился Щукин к следователю.

— Да, пожалуйста, Александр Иванович, — услужливо отозвался Хмелюк.

— У нас что, все с начала, да ладом?

— Как понимать?

— А так, что я понимаю, отец Ольги Карделли недоволен чем-то? Недоволен сбором документов на суд?

— Есть такое, поэтому и адвокат.

— И что он хочет?

— Говорит, что прокуратура ЦАО и ваши оперативники ничего не сделали. Свернули дело, прекратили расследование.

— Он что, охренел этот отставник?

— А вы его видели? — спросил следователь, глядя в упор в глаза Щукина.

— Не имел чести.

— Думаю, еще поимеете, Александр Иванович. Он не просто полковник запаса Внутренних войск, он боевой офицер и видит, чует, что и где недоработано. Положа руку надушу, эти недоработки, у нас с вами есть.

— Боевой! Фронтовой полковник, это хорошо, да что он понимает в той работе, которую мы провели, а то, что дело встало, так-то прокуратуре нашей спасибо. Загнули все в букву «зю», поручений нет, а я что, буду проявлять дурную инициативу?

— Будут поручения.

— Будут, а время? Сколько воды утекло с тех пор, а что мы сумели накопать?

Открылась дверь, и на пороге появился Дружинин.

— Извините, пожалуйста, за опоздание, виноват. Дружинин Федор Матвеевич — адвокат! — представился опоздавший. — Добрый день!

На его приветствие охотно прореагировал следователь Хмелюк и молодой оперативник, а вот старый опер МУРа остался сидеть неподвижно, только что-то буркнул и, уткнувшись в свой ежедневник, сказал:

— Давайте ближе к делу, — видимо, давая этим понять Дружинину, что прощать опоздание ему никто не намерен, и чтобы понимал, с кем имеет дело.

— Хорошо, — присаживаясь, сказал адвокат и, открыв свой портфель, достал бумаги с пометками после изучения дела и свои приготовленные вопросы.

Когда пошла работа по изучению связей Мормурадова с членами уголовной группы пособников, то постоянно в репликах Александра Ивановича чувствовалось раздражение и нежелание долго задерживаться. Поняв его настрой, адвокат поставил вопрос напрямую:

— Предлагаю Вам, Александр Иванович, закрепить за делом, со стороны МУРа, минимум одного толкового оперативника, который будет заниматься только у Савелия Владимировича, и пусть у него будет возможность еще кому-то ставить задачи по розыску, слежке и другим вопросам в ходе работы.

— Это мы продумаем, — вставая, сказал Щукин. — Я оставлю вам своего офицера, он мне все доложит, жду ваших предложений и решения на работу, Савелий Владимирович, — и пожав руку только следователю, он вышел из кабинета.

Умудренный опытом полковник в отставке, бывший начальник отдела по особо важным уголовным делам, а ныне адвокат, со стажем вот уже более года, Дружинин был шокирован таким поведением Щукина.

Его раздражение уловил и Артем при встрече, хотя Федор постарался не показывать своего негодования от встречи со Щукиным. Адвокат умел сдерживать свои эмоции.

— Хамло еще то, но цену себе знает, если и с начальством не боится так себя смело вести, то все в норме, а если это панты перед следаком и мной, то хлебнем мы с таким руководителем при расследовании горького хрена по полной.

После этой беседы Артем решил твердо идти в МУР к Щукину, но как добиться аудиенции у такого человека? После третьего созвона Щукин соизволил принять Артема 7 мая, перед 65-летием со Дня Победы, до этого в течение двух недель, ссылаясь на усиленную подготовку к празднику, встречу не назначал. Шмелев предлагал любой день и час на выбор, но Щукин ломался.

Параллельно с этим Артем начал готовить собранный материал для заявления по качеству расследования, на депутата Госдумы Васильева. Шмелеву также повезло, и он познакомился с замечательным человеком, членом Общественной палаты Ольгой Костиной, которая на тот момент руководила одной из правозащитных организаций «Сопротивление», умнейшая и обаятельная женщина. После первых разговоров она мгновенно вникла в обстановку и предлагала свою помощь, вплоть до организации встречи с заместителем Главного прокурора Генпрокуратуры. Ольга Николаевна закрепила в помощь психолога Вергину, юриста Тимура и сама в любой момент могла дать совет и практически начала вести работу в высших кругах о том, что такое громкое дело не расследуется, как положено. Эта мудрая женщина сказала, после встречи, Шмелеву:

— Я верю, что вы найдете убийц, и они понесут наказание, наша задача помочь Вам в этом, но я знаю все подводные камни наших систем правосудия и скажу откровенно: развернуть, идущий, корабль в обратную сторону мало у кого получилось, это не кино, это жизнь. Вы должны знать, что без Вашего напора и постоянного контроля ничего не выйдет. А у Вас получится, только берегите себя и семью.

Артем вспомнил про свой инфаркт, о том, что ему надо обязательно сделать каронарографию, поставить при необходимости стенты от бляшек и быть начеку. Не известно, кто руководил бандой? Кто направлял? Кто покрывает сейчас? У кого Артем пытается выбить табуретку вместе с должностью? Кто еще встанет у него на пути? Все надо продумать и просчитать. Одно Артем знал твердо, что скромность в таких делах не помощник. У него должны быть помощники, которые хотя бы отслеживали ход его действий и передвижений, чтобы в случае «наката» могли восстановить картину и докопаться до истины и конца.

Шмелев упросил Федора подготовить его к встрече с Васильевым, но не получилось. Тогда он послал ему по почте свое заявление на председателя Комитета по безопасности в Государственной думе РФ. Этого человека Артем знал еще с 1995 года через своих боевых друзей из МВД. Васильев отнесся к трагедии Шмелева, по-человечески сочувствуя и, конечно, Артем был благодарен ему за те действия, которые способствовали экстрадиции Мормурадова из Казахстана. Адвокат к утру прислал по почте хорошо отредактированный текст заявления. Опытный юрист, следователь со стажем в пятнадцать лет, руководитель целого отдела, адвокат Дружинин сказал просто: «Помочь боевому офицеру найти справедливость, наказать преступников за жесточайшее убийство его детей и маленького ребеночка — это моя задача, а верней, моя человеческая обязанность и честь. Я сделаю все, что в моих силах и более того!»

Утром в руках у Шмелева была первая серьезная бумага, которая и дала возможность биться дальше.

Других таких, как Васильев, влиятельных и порядочных людей Артем в Госдуме не видел и, дозвонившись до Васильева, просил принять его с заявлением, так как не знает, что теперь делать с делом, которое остановили, скомкали, а преступники остаются на свободе.