Дмитрий Черкасов - Записки Джека-Потрошителя

— Охотно вам верю, — отвечает ему Томпсон. — Вы, кажется, досконально изучили все эти трущобы. Но какое чудовищное преступление! Каким монстром должен быть тот, кто разрезал эту несчастную на куски!

— Судя по тому, что здесь пишут, вы преувеличиваете, — Сикерт забирает газету у Томпсона. — Ей лишь нанесли несколько резаных ран… «вероятно, она скончалась мгновенно»… Любопытно, кто и почему пришел к такому выводу? Вот бездарь…

Последнее замечание относится к безвестному иллюстратору, снабдившему статью об убийстве на Бакс-роу рисунком, на которых полицейские стоят над телом Полли Николе.

— Хочу заметить, джентльмены, — продолжает Сикерт, — что мне не раз приходило в голову, что умный человек может осуществить в Ист-Энде любое преступление без риска быть пойманным. Представьте себе улицы, на которых фонари — редкая роскошь, а жители нелюбопытны и предпочитают не иметь дела с полицией.

— Но ведь эти улицы все же обходят патрули!

— Вы забываете, что сейчас август, констеблей в городе даже меньше, чем обычно, многие ушли в отпуск. Кроме того, не нужно обладать большим умом, чтобы уйти от полицейских. Я вам сейчас объясню, — он откладывает в сторону газету— Все вы знаете, как ходят констебли, звук их шагов ни с чем не спутаешь. Нетрудно высчитать, сколько времени понадобится полицейскому, чтобы обойти его участок. То есть, если вы заранее задумали преступление, вам нужно только выбрать улицу и проследить за патрульными, которые там появляются. Вскоре вы будете точно знать время, в которое сможете нанести удар безо всякого вреда для себя.

— Боже мой, Уолтер, вы меня действительно пугаете! — со смехом говорит Дарлинг.

— Кроме того, эти констебли слепы, как кроты! — Сикерт явно входит во вкус— Помнится, мне доставляло удовольствие морочить им голову, проходя мимо в костюме пожарного или военного. Они не заподозрят вас, даже если вы будете улыбаться им в лицо. Ночью весь город оказывается в вашем распоряжении; в Уайтчепеле есть места, где нет и никогда не было ни одного фонаря! А вы видели когда-нибудь фонарь полисмена, джентльмены? Забудьте о том, что рисуют газетные иллюстраторы, — эти люди ложатся спать рано и никогда в жизни не видели того, что изображают. Иначе на их рисунках стояла бы непроглядная тьма. Вообще, до чего же жуткая штука этот фонарь! Я покажу вам один, мне удалось раздобыть его во время карнавала. Когда я пытался воспользоваться им по назначению, то едва не обжег пальцы. А вы знаете, как я отношусь к своим пальцам! Так вот, уверяю, с помощью такого фонаря невозможно ничего разглядеть на расстоянии нескольких шагов. А если вас все-таки заметят, у вас остается шанс убежать от нерасторопного констебля. Большинство из них не носит оружия, очевидно опасаясь подстрелить кого-то из честных лондонцев.

— Слушая вас, Уолтер, я прихожу к двум выводам — во-первых, вы неплохо осведомлены во всем, что касается полиции. И, кроме того, вы весьма невысокого мнения о ней. Последнее меня нисколько не удивляет, но откуда вам, черт возьми, столько известно о полицейских?

— Я много времени провожу на улицах, размышляю, наблюдаю, — не без бахвальства сообщает Сикерт. — Большинство людей безнадежно лишены наблюдательности, но художнику она просто необходима, причем ничуть не меньше, чем сам талант.

— «Полиция во главе с инспектором Джоном Спрэтлингом обыскала местность вокруг Бакс-роу, — снова начинает читать Томпсон. — Все стены и дворы были исследованы на предмет обнаружения следов крови. Были осмотрены Бакс-роу, Брейди-стрит, Эссекский Причал, арки Большой Восточной железной дороги, линия Восточно-Лондонской железной дороги и окружная железная дорога вплоть до Тимз-стрит. Следы крови, равно как и другие подозрительные следы, обнаружены не были…»

Их так и не обнаружат, несмотря на все старания детективов из уголовного отдела Н-дивизиона и лично Фредерика Эбберлайна. И шестого сентября тело Мэри Энн Николе отправляется в последний путь на городское кладбище в Мейнор-парк. Траурная процессия состоит из катафалка и двух повозок. Полированный гроб из вяза сопровождают Уильям Николе, Эдуард Уокер и старший сын Николса — Эдуард Джон. Все они большую часть дороги молчат; погода пасмурна, лица мрачны. За дни, прошедшие со встречи у морга, отношения между отцом и сыном ни на йоту не стали лучше. Старший Николе старается соблюсти приличия и не начинает разговора, который ничем хорошим закончиться не может. Он не сомневается, что старый Уокер постарался восстановить против него Эдуарда, хотя, видит Бог, Уильяму Николсу не в чем себя упрекнуть. Как бы там ни было, похороны — неподходящее время для выяснения отношений.

Трое мужчин с обнаженными головами стоят над могилой, выкопанной равнодушным ко всему могильщиком, что маячит поблизости, ожидая знака закончить работу. Похороны проходят быстро, никто не произносит надгробных речей.

Говорить не о чем.

Затем вдовец Николе возвращается к себе, на Кобург-роуд, к работе и к детям. Эдуард Уокер и Эдуард Джон — домой в Кэмберуэлл. История Полли Николе, история ее жалкой жизни закончилась здесь, на этом кладбище. И если в чем-то трое мужчин и были солидарны в этот день, так это во мнении, что полиции вряд ли удастся найти убийцу.

— Вы уже знаете, джентльмены? — интересуется Джеймс Стивен, весело оглядывая компанию. — В «Ройялти» поставили пародию на «Джекила и Хайда» Стивенсона. Называется «Хайд и Сикилл».

— Любопытно, — презрительно бормочет Сикерт. — Не сомневаюсь, что это всего лишь бездарное подражательство.

— Бросьте, Уолтер, на вас снова находит меланхолия, в другое время вы непременно бы заинтересовались.

— Может быть, вы и правы.

Ненадолго воцаряется тишина. Фрэнсис Томпсон негромко откашливается — он перенес недавно сильную простуду. Врачи рекомендовали журналисту поехать отдохнуть на континент, но, в отличие от комиссара Роберта Андерсона, он не может себе этого позволить.

— Признаться, я не только не располагаю средствами для такой поездки, но и не испытываю ни малейшего желания покидать Лондон, — сообщает Томпсон. — Сейчас, когда мне удалось получить место помощника у Томаса Баллинга, отлучиться на месяц означает наступить на горло собственной песне. Вы не представляете, как я извелся за те дни, что провел в постели из-за болезни!

— Я немного знаком с вашим покровителем, — замечает Джеймс Стивен. — Блестящий журналист, но, если он не перестанет злоупотреблять алкоголем, это плохо кончится.

Томпсон разводит руками — он знает, что Томас Баллинг пьет, но что с этим поделаешь?!

— Знаете, у меня есть предчувствие… — продолжает он. — Да-да, очень ясное предчувствие, что в скором времени в моей жизни должно произойти что-то чрезвычайно важное. И возможно, что с вами тоже, джентльмены!