Дмитрий Черкасов - Записки Джека-Потрошителя

— Да, вероятно, мне просто приснилось… — заключает Дарлинг. — Или, может быть, я слышал крысу. Здесь, кажется, есть одна или две. Я слышал, как они прыгают по ночам в коридоре.

Сикерт обеспокоен: он считает, что проклятые грызуны могут добраться до его кистей и бумаги.

— Помнится, в «Лицеуме» мы нарочно приглашали крысолова, — делится он воспоминаниями. — Актрисы держат, знаете ли, конфеты у себя в гримерках, это привлекает мышей! Может, нам завести кошку?

В этот момент раздается стук в дверь. Три размеренных удара, которые гулким эхом разносятся по старому дому…

— Что за черт! — Сикерт решительно подходит к двери с револьвером и открывает ее настежь. За ней никого, только темная дождливая ночь.

Мужчины переглядываются. Художник заявляет, что ему непременно нужно выпить.

— И что вы об этом думаете? — интересуется Дарлинг, вернувшись вместе с ним в гостиную.

Уолтер пожимает плечами.

— Вы знаете, старина, я завзятый материалист и истории, в которых фигурируют всякие там духи и призраки, считаю бабушкиными сказками. Признайтесь, вы пытались меня разыграть, а?

— Уверяю вас, что нет, — Дарлинг серьезен, как никогда.

— Тогда не знаю, что и сказать! Может быть, у нас у обоих просто не в порядке нервы, или ваш дом требует ремонта! Я знаю, что это неважное объяснение, но ничего другого мне просто на ум не приходит.

Он возвращается к себе в мансарду. Дарлинг откидывается в кресле, прислушиваясь к непогоде за окнами. На столе догорает свеча, ветер завывает за окном, срывая с веток пожелтевшие листья. Больше ни одного звука не раздается, пока писатель не закрывает глаза и не погружается в сон. Тогда тишина в доме внезапно нарушается тяжелыми старческими шагами в коридоре. Миновав прихожую, они замирают у гостиной, где Гарольд Дарлинг беспокойно ворочается в кресле. Сон его тревожен, глаза вздрагивают под закрытыми веками.

Шаги удаляются прочь по коридору.

— Я хочу сообщить вам, разумеется, совершенно конфиденциально, — что я разговаривал с Ее Величеством. Ее Величество полагает, что англичанин не способен на такие преступления и что их совершает инородец.

Сэр Чарльз Уоррен принимает у себя инспектора Фредерика Эбберлайна, чтобы обсудить с ним ход расследования. Роберт Андерсон все еще продолжает отдыхать в Швейцарии, и пресса не жалеет ехидных комментариев по этому поводу.

— Вы разделяете точку зрения Ее Величества? — осторожно уточняет инспектор.

— Я вынужден был согласиться, но это не означает, что я хочу оказывать на вас давление. В конечном счете, все мы заинтересованы в одном — чтобы истина была установлена, а преступник наказан. Но вы должны быть максимально осторожны, и желательно, чтобы имя принца Альберта не упоминалось в связи с расследованием. Как бы чудовищно это ни звучало, но не исключено, что газеты попытаются увязать Его Высочество с этими преступлениями. Как вы понимаете, в подобной ситуации подозрения часто падают на того, кто более заметен. Образ жизни Его Высочества, безусловно, достоин сожаления и делает его беззащитным перед нападками. Именно поэтому я призываю вас к осторожности. Вам, как подданному Ее Величества, следует беспокоиться не только о поимке преступника, но и о сохранении общественного порядка. Никогда не забывайте об этом.

Инспектор склоняет голову в знак согласия. Фредерик Эбберлайн — умный и опытный полицейский. Именно на таких людях держится безопасность империи, и даже сейчас, когда полиция как никогда прежде подвергается беспощадным насмешкам прессы, его имя по-прежнему упоминается с пиететом.

— Как продвигается расследование, Эбберлайн?

— Я буду откровенен, сэр. Мы делаем все возможное, но, к сожалению, у нас нет ни одного надежного свидетеля.

— Говоря иначе, — главный комиссар делает паузу, прежде чем продолжить, — если не будет совершено еще одно преступление, которое, возможно, даст нам новые улики, шансов найти Джека-Потрошителя мало.

— Я бы не стал утверждать это столь категорично, сэр.

— И, тем не менее?

— Вероятно, вы правы: сейчас у нас нет ничего, что могло бы навести на след.

— Он может прекратить убийства, уехать из Англии?

— До сих пор он убивал безнаказанно, и это внушает ему уверенность в собственных силах. Не думаю, что он прекратит или уедет.

— Вы думаете, что Марта Табрам, женщина, которую убили в начале августа, действительно была жертвой нашего убийцы?

— Об этом говорит характер преступления. Марта Табрам также являлась проституткой; преступник нанес ей тридцать девять ножевых ранений, частично в область гениталий.

— Но между этим преступлением и убийством Полли Николе прошло три недели!

— Этому могут быть различные объяснения, сэр.

— Продолжайте.

— Убийца мог испугаться. Если это первое подобное деяние в его жизни, то переживания — не знаю даже, уместно ли здесь употребить это слово, — могут быть очень сильны. Он боится быть пойманным, но понемногу страх проходит; преступник начинает чувствовать себя неуязвимым и, в то же время, испытывает необходимость снова убивать, — подобно тому, как курильщик опиума испытывает необходимость в новой трубке, а закоренелый пьяница — в новой бутылке. Но допустимы и другие объяснения — он мог выехать из Лондона на это время или был болен. Либо просто выжидал, пока полиция не прекратит поиски. Наконец, он мог пытаться убить снова, но не имел такой возможности. Думаю, если он не будет уверен в том, что сумеет уйти незамеченным, то не станет пытаться убить.

— Это значит, что в настоящее время он, вероятно, бродит по улицам в компании очередной Николе или Чэпман и выжидает случая, когда время и место будут благоприятствовать его замыслам.

— Боюсь, что так.

— Можно ли предположить, что в августе, в промежутке между убийствами Табрам и Николе были совершены аналогичные убийства, о которых мы не знаем? — спрашивает Уоррен. — Тела можно спрятать, а если женщина была одинока, никто не обратил бы внимания на ее исчезновение.

— Я думаю, что Потрошитель нарочно совершает убийства так, чтобы они бросались в глаза. Во всем, что он делает, прослеживается вызов. Я думаю, это доставляет ему удовольствие — ему нравится думать, что он неуязвим, что мы не сможем его поймать. Должен также сказать, что среди населения бродят слухи, будто полиция скрыла информацию о других убийствах, которые якобы имели место.

— Это возмутительно, мы должны пресекать подобные слухи по мере возможности!

Сэр Уоррен вот уже почти три года занимает пост главного комиссара, но, по мнению Эбберлайна, продолжает рассуждать так, словно командует военной частью, занявшей мятежный город.