Ангелина Прудникова - Воровские истории города С

После недвусмысленных угроз Оксана разделась и села на диван. Тотчас же разделся и Зайцев и встал перед ней. Она увидела: как всегда, во всеоружии… Попытался поцеловать ее. Она отвернулась.

— Ах, так! Тогда целуй его…

Оксана захныкала: губы болят… Но Зайцев нож держал наготове: «Ну!» Она послушно разомкнула губы, он с силой пригнул ей голову к своему паху…

Потом заставил ее лечь. Нож положил рядом, на табуретку. Оксана подчинялась требованиям похотливого бывшего супруга, а сама видела страшное тело, что лежало совсем рядом, за стенкой. Взгляд ее остекленел.

Взяв таким образом верх над женой, Зайцев ее покорность принял, видимо, за полную свою победу. Вот теперь, решил, она приняла его, поняла, кто в этом доме хозяин. Да и как не покориться ей такому крутому герою? Он ей свою любовь только что доказал: ведь это он ради нее, из-за нее… Значит, оценила?

— Одевайся! — по-хозяйски распорядился Зайцев. — Пойдешь со мной. Я снял квартиру, в ней поживешь пока, а труп я разделаю и вывезу, все тут приберу…

Он взял нож и отправился в соседнюю комнату. Когда Оксана вошла туда, чтобы забрать одежду, Зайцев… заправлял кровать.

— Что, Оксана, холодно было? — то ли любовно, то ли насмешливо спросил он жену, аккуратно разглаживая морщинки на покрывале.

Оксана опасливо обошла труп, что лежал посредине комнаты. Зайцев склонился над ним с ножом… Она выскользнула за дверь.

Почему Олег был в ней так уверен? Принял за соучастницу? Оставшись без пригляда, Оксана лихорадочно открыла входную дверь и бросилась из квартиры. На первом этаже жила ее подруга. Белая как мел, дрожащая Оксана забилась к ней. От подруги и позвонили в милицию..

Когда вышли встречать машину, в тамбуре подъезда увидели Зайцева. Стоял и дико смотрел на Оксану. Повторного «предательства» он не ожидал. «Пойдем со мной!» — требовал. Но та, стоя подальше от новоявленного убийцы, не реагировала. Вскоре появился милицейский уазик. Зайцев решил спастись бегством. Уже сидя в автобусе, заметил, как на него смотрит какой-то мужик. И тут только оглядел себя: руки в крови, куртка тоже вся в пятнах… Выскочил из автобуса, побежал неведомо куда…

Зайцева искали недолго: скрывался на квартире у бывшей тещи. На следствии, когда понял, что, кроме убийства, «шьют» изнасилование в естественной и извращенной формах, стал отрекаться: никакого насилия не было, все было полюбовно — они с женой как любили, так и любят друг друга; а убил мужика потому, что не смог стерпеть его предательства. Но по материалам допросов, отобранных у пострадавшей, выходило не совсем так: Оксана была зла на Зайцева за то, что разбил ее новое супружество, длившееся четыре дня, что жизни ей не дает, да еще повесил на нее этакий камень вины — до конца жизни… На суде узнали, что убитый Сергей был последним сыном у матери: старшего она похоронила за полгода до этого…

Судебных заседаний было несколько, разбирательство длилось почти два года. Преступник решил «закосить» под невменяемого. Но экспертиза за экспертизой подтверждали: несмотря на то, что Зайцев легко возбудим, вспыльчив, груб, любитель драк и хулиганских выходок (что и привело его на преступную дорожку), но вполне вменяем и убийство совершал не в состоянии аффекта, поскольку после содеянного был так же агрессивен, зол (что подтвердили многочисленные зарубки на столе и косяке), сил хватило даже на изнасилование, да и последующие действия были вполне разумными. Так что снисхождения ждать не приходилось.

…Доброе женское сердце… Или неразумное? За два года многое сгладилось, и позабыла Оксана то, что было в ту страшную июньскую ночь, перестала жалеть малознакомого тридцатилетнего погибшего мужчину. Повернулась лицом к бывшему мужу. Стала многое «забывать», на суде доказывая обратное… «Оценила» его поступок? Значит, «победил» он ее? Когда в марте 1999 года бы оглашен — может быть, излишне суровый — приговор: пятнадцать лет лишения свободы, кинулась писать кассационную жалобу, где доказывала, что не занимались они с мужем извращенной любовью; что для них оральногенитальный секс — явление обычное; что она сама во многом виновата, а Зайцева они с дочерью любят и будут ждать его возвращения домой… Просила снизить наказание. Но областная судебная коллегия сочла эти откровения несостоятельными и надуманными. Каждый волен в своей спальне принимать любую, даже унижающую собственное достоинство позу. Но только не стоя над трупом…

Милицейская патрульная машина около двух часов ночи приближалась к стадиону «Строитель». Хрустящая ледяная крошка разлеталась из-под колес, вжикали в стороны незамерзшие лужи. Навстречу машине по разным обочинам дороги двигались две мужские фигуры. Обе несли в руках немалую поклажу. Один из мужчин, завидев машину, резко свернул во двор, другой повернул за угол и зашагал быстрее. Обогнув квартал, уазик скоро въехал во двор и высветил из темноты фигуру. Поставив громоздкую сумку на землю, мужчина, преждевременно почувствовав себя в безопасности, справлял рядом с ней естественные надобности. Не дожидаясь, пока он закончит, милиционеры осветили сумку: сверху лежали газеты, журналы. Глянцевые, новые.

— Куда следуем? — ухмыльнулся молодой сержант, показывая на поклажу. — Что несем?

— Макулатуру вот… — пробурчал в ответ мужчина.

— В два часа ночи… На сдаточный пункт никак? — еще хитрее ухмыльнулся сержант.

Мужчина тупо замолчал.

— Поднимите: что внутри? — потребовал милиционер.

Мужчина молча приподнял кипу журналов и газет. Под ними навалом лежали тюбики зубной пасты, куски мыла, карандаши, ручки, прочая пестрая мелочь.

— А с этим вы не в баню отправились среди ночи? — продолжал донимать мужика непонятливый сержант. — Полотенце вот только забыли.

Он посерьезнел:

— Забирайте это и пройдемте в машину. Вы нарушили правила общественного распорядка, — он кивнул на зияющую в снегу лунку.

Мужчина сгреб свою поклажу и влез в уазик. Тот резво тронулся с места и выкатил на улицу. Второй фигуры уже нигде не было видно.

— Здесь где-то. Далеко не мог уйти. — предположил сержант.

— Надо подъезды проверить.

Второго «юного пионера» обнаружили, действительно, в подъезде. Он стоял, прижавшись спиной к дверям квартиры. А под лестницей, чуть в отдалении, была припрятана сумка с почти таким же набором новых, пахнущих магазином, рисовально-мыльно-подтиральных принадлежностей.

«Пионер» действительно оказался юным: совсем мальчиком. От сумки он тут же отказался, но ее все равно прихватили с собой: слишком схожим был ассортимент содержимого, слишком новым и разнообразным — издалека попахивало ограблением.