Леонид Млечин - Поздний ужин

— Сколько берешь за ночь? Где твой хозяин? — Он хотел сказать «сутенер», но предпочел более привычное слово.

— Я работаю одна, — сказала она и села к нему в машину. — У тебя или у меня? У меня дороже.

— У тебя, — ответил Мокроусов.

Аня была восхитительна. Далеко за полночь, когда Мокроусов уже начал засыпать, он вдруг услышал, как открылась входная дверь. Аня выскользнула из-под одеяла и вышла в коридор. Мокроусов услышал приглушенный спор. Мужской голос ему не понравился. Сутенер пришел либо требовать свою долю, либо ограбить ночного гостя.

Мокроусов мог постоять за себя. Он натянул брюки и покрутился по комнате в поисках оружия. Взял кухонный нож и встал у двери так, чтобы первым ударить входящего.

Но спор в коридоре закончился, дверь захлопнулась, и вместо сутенера появилась Аня. Она увидела нож в руке Мокроусова и сказала:

— Я его выгнала.

— Почему ты предпочла меня, а не его? — спросил Мокроусов.

— Ты мне понравился, — ответила она.

Они встречались каждую пятницу. Это превратилось в ритуал. Мокроусов выпивал рюмку-другую с коллегой, тот хитро подмигивал ему и хлопал по плечу:

— Жена все еще в Лондоне?

— В Лондоне, — отвечал Мокроусов.

— Тогда желаю хорошо повеселиться, — не без зависти говорил коллега.

Аня ждала Мокроусова всегда на одном и том же месте. Мокроусов щедро ей платил, но дело было не в деньгах. Между ними возникло нечто вроде романа. Аня была скрытной. Он несколько раз спрашивал, что заставляет ее таким образом зарабатывать деньги. Она обыкновенно отмалчивалась, но однажды у нее вырвалось:

— Девочка из провинции. Без отца. Мать копейки получает. Как еще я могу скопить деньги на учебу?

Наконец позвонила жена и ликующим тоном сообщила, что материалы для диссертации собраны и она возвращается. У Мокроусова оставалась одна, последняя, пятница для встречи с Аней. Когда-то он гулял напропалую, чуть не каждый день заводил себе новую подружку, поэтому и женился поздно — в тридцать пять. Но, остепенившись, завязал с холостыми развлечениями. И ни разу не изменял жене, пока она не уехала надолго.

В ту пятницу Аня была грустной. На вопросы, как обычно, не отвечала. Только сказала, что приезжает мать и на некоторое время ей придется оставить свою работу. Мать, разумеется, ничего не знает и не должна знать.

Вечер получился какой-то печальный. О том, что они больше не увидятся, Мокроусов говорить не стал. Когда он расплачивался, то рассыпал фотографии, лежавшие в бумажнике. Он как раз снялся на новое служебное удостоверение. Фотографии он подобрал — кроме одной, которая упала под кровать.

Все это Мокроусов честно рассказал следователю. Компания наняла ему известного адвоката. И через две недели Мокроусова вызвали с вещами.

— Вам повезло, — сказал следователь. — Тело Золотовой до сих пор не обнаружено. Да и адвокат у вас хороший. Поэтому я решил изменить вам меру пресечения на подписку о невыезде.

— То есть меня выпускают? — Мокроусов не мог сдержать радости.

— Да, — недовольно буркнул следователь. — Но запомните, что я по-прежнему уверен, что убили ее вы. Поэтому, если вы хотя бы раз не придете на допрос, посажу опять. Ясно?

Мокроусов вышел из кабинета следователя счастливый, как будто заново родился. В коридоре его окликнула какая-то женщина, одетая в темное:

— Вы — Сергей Иванович?

— Да.

— А я мать Ани.

Мокроусов смутился:

— Поверьте, я ничего плохого вашей дочери не сделал. Я не убивал ее. У нас были совсем другие отношения…

— Я знаю. Меня уже просветили. — Она посмотрела Мокроусову в глаза. — А я вижу, Сережа, вы меня не узнаете. Конечно, столько времени прошло…

— Мы разве встречались? — удивился он.

— Забыл… Значит, забыл. Ну что же, я напомню. Это было двадцать лет назад. Вы к нам в город приехали вербовать девушек на текстильный комбинат. Припоминаете теперь? Были вы тогда молодой, красивый, видный, с большим будущим. И девушек легко вербовали. А меня вот завербовали и по другой части… Ну, я тогда иначе выглядела, молодой была, говорили — симпатичная. Потом вы исчезли и адреса не оставили. А я через восемь месяцев родила. Девочку назвала Аня, фамилию свою дала, а по отчеству записала Сергеевной — раз отца Сергеем звали. Хотя всей правды ей не сказала.

Мокроусова словно обухом по голове хватили.

— Так Аня — моя дочь?..

— Ваша, ваша. Я не обманываю — мне от вас ничего не нужно. Я приехала к ней, стала убирать комнату, смотрю, под кроватью ваша фотография… Я еще не поняла, в чем дело. Не знала, какой грех совершился. Подумала: Анька отца нашла, встретились вы. И спрашиваю: откуда ты узнала, что он твой отец? Она побелела, как вы сейчас, и выскочила из дома. Больше я ее не видела. Думаю, и не увижу…

Она зарыдала, прикрыла лицо платком и пошла по коридору. Мокроусов молча смотрел ей вслед.

Тело Ани найти так и не удалось, расследование по ее делу было приостановлено. Мать ее уверена, что Аня покончила с собой, узнав, кто ее отец. Сам Мокроусов верит, что она жива и вернется. Или, точнее, хочет в это верить.

Ему пришлось ждать в машине до двух часов ночи, пока Цыган не вышел из кабака. Цыган — это прозвище. Ничего цыганского в облике разъевшегося до неприличия молодого парня не было. Кто-то вспомнил, что Цыганом его прозвали из-за проявившейся еще в юности страсти к воровству.

Надежные люди выяснили, что Цыган каждую пятницу сидит в кабаке до закрытия, пьет и играет в карты. И предупредили: Цыган без оружия не ходит, очень опасен.

Он мог бы подождать Цыгана и возле его дома, но не знал, куда тот поедет — к себе или к любовнице. Цыган был человеком настроения. В начале третьего он вывалился из кабака и остановил первую попавшуюся машину. «Москвич», взяв пассажира, свернул налево — значит, Цыган перебрал и намерен этой ночью спать один.

Он легко обогнал «москвич» и поставил свою машину за домом. Он заранее выяснил код и беспрепятственно зашел в дом, поднялся на восьмой этаж и стал ждать. Когда внизу хлопнула дверь, он вытащил нож и подошел к лифту. Двери раскрылись, и в ярком свете возникла опухшая рожа.

Не дав Цыгану опомниться, он втолкнул его назад в лифт и схватил левой рукой за горло. В правой был нож.

— Помнишь прошлую пятницу? — тихо спросил он.

Цыган мигом протрезвел и испуганно прохрипел:

— Да ты что, друг? Я тут ни при чем. Меня же только помогать позвали. Это ребята, Серый и Масел, все придумали.

— Да что ты говоришь? А когда я с ними беседовал, они все на тебя валили.

Это было правдой. Серого он подстерег возле гаража, где тот не только держал машину, но и хранил награбленное.

— Я вообще ни в чем не участвовал! — кричал Серый. — Просто оказал ребятам услугу, разрешил им свое барахло у меня хранить! И я же еще виноват. Хочешь, скажу, где Масел скрывается? Ты его накажи, а меня не трогай.