Картер Браун - Мини-убийцы: Страх подкрадывается исподволь. Любовники не возвращаются. Поймаймне птицу Феникс. Мини-убийцы.

— Если это действительно так, единственное, что приходит мне на ум в этом случае: Эдвин Слейтер прав! — раздраженно сказал я. — И из-за этого мы можем прямиком влететь в петлю или же нам придется исхитриться украсть этот антиквариат! И… — Я в отчаянии застонал. — Если то второе письмо, которое он получил, означает, что красный Китай желает получить свои предметы старины назад, а мисс Смит — одна из его представительниц, тогда Слейтер опять прав — мне придется сматывать удочки!

Шэрон прекратила изящно потягивать свой напиток и покончила с ним одним большим глотком.

— Вы ведь не думаете, что возможна повторная попытка со стороны мисс Смит, Дэнни? Я хочу сказать, она не попробует вновь помешать нам отправиться завтра из Нью-Йорка?

— Полагаю, что такой шанс есть, — скорбно сказал я, — определенно, нам не стоит рисковать.

— Думаю, вы правы. — Шэрон на мгновение закусила свою чуть оттопыренную нижнюю губку. — Может, мне лучше провести эту ночь в отеле?

— Даже и это рискованно, если мисс Смит так умна, как кажется. — Я медленно покачал головой. — Боюсь, есть только один способ обеспечить вам безопасность сегодня ночью, Шэрон.

— И какой же?

— Остаться здесь, — просто сказал я. — Я не спущу с вас недремлющего ока.

— Обоих, я надеюсь? — Женщина тихонько засмеялась. И почему-то ее смех прозвучал чертовски неприятно, неприятнее, чем если бы она рассмеялась хрипло. — Вы проницательны, Дэнни, да в придачу еще и развратны!

— Я просто думаю о вашем благополучии, — скромно пояснил я.

— Я похожа на манекен у входа в магазин для мужчин? — Шэрон встала, и в том, как она решительно расправила свои колыхающиеся оборки, была категоричность обреченности. — Благодарю за беспокойство, мистер Бойд. Но лучше уж я испытаю свою судьбу в одиночестве в отеле, чем проведу ночь под замком с хитроумным развратником.

— Вы даже не представляете, чего лишаетесь, — умоляюще сказал я.

— Я отлично знаю, чего лишаюсь, — парировала она, — и именно поэтому я решила воспользоваться отелем!

Когда мы покидали Нью-Йорк, закат догорал, а когда добрались до Лондона, солнце тоже только что закатилось. То есть я хочу сказать, что ночью там не слишком темно, но зато днем, в свою очередь, темновато. Ну, нечто вроде пасмурной полутьмы, висевшей над городом с девяти утра до двух пополудни. После чего мгла как бы постепенно растворялась, а к четырем уже снова становилось темно. Я всегда считал, что в полутемных пещерах живут только отшельники, и для меня было совершенно в новинку узнать, что и англичане порой уподобляются им.

Шэрон О’Берн забронировала нам смежные номера в новом американском отеле на Парк-Лейн. Гостиница оказалась самой что ни на есть шикарной. Настолько шикарной, что вместо привратников у дверей стояла парочка герцогов. Шэрон сказала, что все лучшие отели в Лондоне таким образом одевают своих привратников. Однако когда дверь тебе открывает парень в цилиндре и охотничьем наряде, это действует на нервы. Во всяком случае, меня это нервировало, и я все время ожидал, что мне на завтрак вместе с полуостывшим чаем принесут лису под стеклянной крышкой.

На следующий день после прибытия мы обедали в ресторане на самом верхнем этаже, откуда открывалась прекрасная панорама всего Лондона. Но только в этот день мы не могли ею насладиться, поскольку вокруг все утопало в густом тумане.

— Я уже начинаю чувствовать себя туристом, — признался я Шэрон, — окруженным людьми, говорящими со странным акцентом. Что такое, черт побери, этот трехпенсовик?

— Восьмигранная монета достоинством приблизительно в пять центов, — отвечала она безмятежно. — Самая большая монета у них — полкроны, чуть больше нашего двадцатипятицентовика.

— Вот это да! — Я был поражен. — И сколько же у нее граней?

Шэрон посмотрела на меня с выражением, похожим на жалость.

— Она круглая. Полагаю, вы впервые в Лондоне, Дэнни?

— Как вы догадались?! — Я несколько раз согнул и разогнул указательный палец, и через секунду передо мной возник строй официантов.

— Сообразим на двоих? — спросил я мою спутницу.

— Вы так элегантно все это проделали! — сказала Шэрон холодно.

— Только амброзия подходит для ваших сладких уст, Цецилия, — сказал я, как можно старательнее имитируя английский акцент. — Меня же пьянит глубина ваших красивых глаз, где можно просто утонуть!

На какое-то мгновение она в изумлении открыла рот.

— Что все это значит?

— Не знаю, — честно признался я, — это цитата из английского фильма, который давным-давно был в прокате. Хотите выпить?

— Мартини, — согласилась она.

— Два мартини, и пусть внутри там не плавает никакое барахло, — приказал я официанту. — И сухих!

— Да, сэр. — Официант слегка вздохнул. — Наполнить бокал прозрачным вермутом, затем сверху аккуратно долить джина, так чтобы напитки не перемешались. — Его рот неопределенно скривился. — И, как вы сказали, сэр, никакого барахла. То есть никаких фруктов или овощей?

— Эй! — Я восхищенно посмотрел на него. — Вы, должно быть, когда-то работали в Нью-Йорке?

— Нет, сэр. Однажды по телику я видел американский фильм.

После того как официант отчалил, я закурил сигарету, игнорируя идиотское хихиканье, доносившееся с другого конца столика.

— Итак, какое у нас поле деятельности сегодня днем? — раздраженно проскрипел я.

— Еще не придумала, — лениво ответила Шэрон. — Не хотите ли, например, осмотреть достопримечательности?

Я бросил взгляд на затуманенные зеркальные окна и пожал плечами:

— В такую-то погодку?!

Моя реплика не требовала никакого ответа, и я его не получил.

— А как насчет антиквариата и этого парня Донавана? — осведомился я.

— Сейчас нам пока нечего делать, — любезно сообщила Шэрон. — Он знает, что я здесь, и как только будет готов, сообщит, где и когда состоится аукцион. Поэтому все, что мы можем сейчас делать, — это ждать.

— После прошлого вечера в Нью-Йорке это кажется несколько скучноватым, — мечтательно сказал я.

— Согласна, вечер в Нью-Йорке был волнующим. — Шэрон любезно улыбнулась. — Но последняя ночь была удивительно спокойной. Во всяком случае, моя, в отеле.

— Вы хотите сказать, просто скучной, — раздраженно процедил я сквозь зубы. — Если бы вы провели ночь в моей квартире, она была бы по-настоящему горячей.

— А в отеле был кондиционер.

Пока я пытался понять игру природы, давшей такой льдине, как Шэрон О’Берн, пухлую нижнюю губу, официант принес нам мартини. Я уже было собрался задать ей мучивший меня вопрос, как вдруг в полуметре над моей головой кто-то откашлялся. Я глянул вверх и увидел у стола живой скелет, к которому с одной стороны прилипла пышнотелая блондинка, а с другой — стоял парень такого вида, словно его выдворили из мафии за чрезмерную жестокость.