Татьяна Светлова - Тайна моего двойника

Светлана Ивановна утерла слезы.

Я тоже.

— Куркина не могла мне сказать, куда пристроили моих девочек. Она принимала у меня роды и знала, что мне подменили детей, но их судьбой, по ее словам, занимался другой человек… Однако, она взялась узнать. Разумеется, я обещала ей еще заплатить. Мне показалось, что она знает человека или людей, которые все это дело провернули, но не хочет мне их называть, чтобы я не добралась до них сама — она хотела подзаработать еще и на этой информации… И, хотя я понимала, что в этом принимала участие как минимум главврач, я решила, что Куркиной будет проще все разузнать и все уточнить…

— Я знаю, кто эти люди! И я могу вам рассказать, как дело было… Теперь я знаю все, Светлана Ивановна…

Я смутилась. Имя-отчество резануло слух — и мой и Зазориной. Но не называть же мне эту женщину, которую я вижу впервые в жизни, «мама»?

— Или почти все… — добавила я.

Я говорила долго. Ей я рассказала все: и про Шерил, и про Кати, и про Игоря, и про Джонатана; про Сережу и киллера Диму, про комиссара Гренье и про наши поиски по следам акушерок; и про мертвого мальчика…

Зазорина слушала, бледная, осунувшаяся. Черные тени легли под глазами.

Я сама была, наверное, не лучше.

Пепельница быстро наполнялась окурками.

Я говорила и думала: вот передо мной сидит моя мать. У меня уже есть мать; вот еще одна, которую я вижу впервые в жизни. Настоящая… А разве другая — не настоящая? Пусть меня разлучили с настоящей не по ее вине, но от этого ничто не умалится в моих отношениях с моей мамой, которая ненастоящая, и ничего само по себе не родится с этой, с настоящей….

В моей душе был тотальный сумбур.

— И ты решила, что это я подослала убийц, чтобы избавиться от грехов молодости?

— Решила… А что мне еще оставалось думать? Все сходилось, все совпадало… Вы занимаетесь политикой, вы возглавляете женское движение; узнай кто, что вы отказались от собственных детей — это означало бы конец вашей карьере… Но только… Если это не вы, тогда кто же? Кому же это мы помешали? Кому понадобилось вас обмануть? Кто послал убийцу? Я теперь уже ничего не понимаю.

— Зато я теперь понимаю все.

Я смотрела на нее в ожидании продолжения. Но и она молчала, думая о чем-то. Лицо ее приняло жесткое, суровое выражение.

Не выдержав затянувшейся паузы, я нарушила тишину:

— Вы хотите сказать, что вы знаете, кто…?

— Знаю.

— И кто же это?

Отвернувшись к окну, за которым белели заснеженные крыши, она тихо произнесла:

— Ваш отец.

От неожиданности я встала. И так и замерла перед моим креслом.

Я слышала, как Зазорина переговаривалась о чем-то по селектору со своей секретаршей.

Я все стояла, тупо глядя в противоположную стену. Зазорина потрясла меня за плечо.

— Очнись, Оля. Здесь невозможно разговаривать, нужно уйти отсюда. Но у меня есть одно дело, которое я не могу отменить, подождешь? Я постараюсь побыстрее.

Я кивнула и вышла из ее кабинета.

Джонатан ждал меня внизу. Он встревожился, увидев мое опрокинутое лицо.

— Это не она, — только и смогла выговорить я.

— Она — не твоя мать? — не понял он.

— Мать. Моя. Наша с Шерил. Но не она хотела убить нас.

Это наш отец…

Полчаса спустя Зазорина появилась из подъезда.

— Вот ты где… Я тебя высматривала в приемной.

Она уже пришла в себя, и лицо ее восстановило свои краски, как природные, так и косметические. Синие глаза были полны решимости.

— Это Джонатан, — представила я.

— Что ж ты сразу не сказала, что ты пришла с ним? Держишь человека на морозе! Садитесь-ка в машину.

Черный лимузин стоял у подъезда. Шофер открыл дверь.

— Мы на своей, — сказала я.

Сегодня с утра Джонатан взял в прокате «Нисан», на котором он и привез меня на Фрунзенскую набережную, к высокому дому, в котором расположился комитет партии Зазориной.

— Тогда следуйте за нами!

Зазорина села в свой лимузин и мы покатили в направлении Чистых Прудов.

Большой кирпичный дом, вахтерша в стеклянной будочке, огромная, превосходно обставленная квартира. Депутату живется неплохо в нашей стране, подумала я. И, поймав себя на этой злой ироничной ноте, спохватилась: впрочем, во всех странах депутаты живут хорошо. И это нормально!

— Располагайтесь, — Зазорина гостеприимно кивнула на свою гостиную. — Есть хотите?

— У вас дома… никого нет?

— Сейчас зимние каникулы. Мальчики с их отцом уехали в горы.

Тем лучше. Мне совсем были бы не кстати сейчас новые эмоции при виде моих братишек.

— Так есть будете?

— Вы не беспокойтесь, ничего не надо готовить. Так, может, пару бутербродов…

— А я и не беспокоюсь. У меня все готово. Ко мне домработница ходит, она готовит.

Через несколько минут на кухонном столе стояла тарелка с овощами, холодные котлеты, закипал чай.

— Давайте, налетайте. Нам надо торопиться. Дел куча. Вот так всегда, все сразу… Сейчас бы посидеть с вами, никуда не бежать, ни о чем не думать… Но нельзя. Надо эту компанию брать. Ешьте, я пока позвоню.

Я как-то не так себе представляла наш визит к ней. Все было слишком просто, слишком обыденно. Я все еще была под влиянием шока, тогда как Зазорина уже давно пришла в себя, уже владела собой и ситуацией, уже восстановила свои ухватки деловой женщины…

«Найди мне, кто был на связи с французской полицией по делу Самариной, — доносился ее голос из гостиной. — Да, Париж. У них там киллер наш, русский сидит. Уж ФСБ — наверняка, как же без них! Но у вас на Петровке тоже кто-то должен быть на подключке. Что значит „когда“? Сию секунду, немедленно! Жду.»

Она появилась в кухне.

— Поели? Чай пойдемте пить в гостиную.

Мы уселись вокруг низкого столика.

— Если вы говорите по-английски или по-французски, — сказала я, — было бы лучше, потому что Джонатан уже ничего не понимает, а я уже не в состоянии переводить…

Оказалось, что она свободно владеет английским и дальнейший разговор шел втроем.

— Светлана Ивановна, вы должны мне сказать, кто этот человек, — произнесла я вопрос, который сверлил мой мозг с тех пор, как я покинула ее кабинет.

— Прежде всего, Оля, давай мы сразу договоримся: ты будешь обращаться ко мне на «ты».

Я усмехнулась: мы говорили по-английски, а в этом языке нет разницы между «вы» и «ты».

— Зря усмехаешься. Ты называешь меня по имени-отчеству. Я понимаю, что вряд ли ты можешь называть меня мамой… К тому же это слово уже отдано другой женщине… Но если мы сразу не перейдем на «ты», то потом это будет намного труднее. Ты можешь, хотя бы, называть меня просто…

Она замолчала растерянно. В самом деле, как? Ее взгляд беспомощно устремился на Джонатана.