Татьяна Светлова - Тайна моего двойника

— Да, — вздохнула Жюстин, — ты права, Оля.

— Вы знали, что девочек было две?

— Нет. Я вообще не знаю ничего. И как ей только удалось все устроить, как удалось вывезти младенца из СССР?

— Но каким образом получилось, что официальное место рождения Шерил — Париж?

— Это-то как раз было очень просто сделать. Она приехала ко мне с младенцем, и через несколько дней мы пошли в мэрию и заявили, что преждевременные роды произошли у меня дома… В те времена никаких иных подтверждений не требовалось.

— Вот почему наши даты рождения расходятся! — воскликнула я.

— Да, теперь понятно… А живот — она носила накладной? — спросил Джонатан.

— Сообразил, — кивнула Жюстин, — правильно. Вирджини сообщила всем, что беременна. Робин был счастлив — четыре года им не удавалось родить ребенка и он уже начал отчаиваться. Стал поговаривать об усыновлении… Но Вирджини не хотела — я вам прочитала ее доводы. Она предпочла пойти на обман. Муж был в Москве, она у себя в Бостоне, так что она почти ничем не рисковала. Поехала в Москву, когда была «на седьмом месяце», повидать Робина. Затем, якобы боясь преждевременных родов, она через неделю покинула его. Только он не знал, что границу она пересекла с ребенком. Версия для Робина, как и для всех остальных — преждевременные роды в Париже, когда Вирджини гостила у меня… Это все, что я знаю.

Мой мозг закипал от мыслей. Мне необходимо было поскорей уйти отсюда, обдумать услышанное, обсудить это с Джонатаном.

— Спасибо, Жюстин, — с чувством сказала я. — И не жалейте о том, что раскрыли нам этот секрет. Раз уж получилось так, что мы с Шерил встретились, я бы так или иначе докопалась до правды.

Улыбка Жюстин была жалкой.

— И вот еще что… Кати тоже задумалась о нашем необычайном сходстве. И спрашивала меня, не знаю ли я от Шерил вашего адреса.

— Мне бы не хотелось… — вскинула глаза Жюстин.

Я ее понимала. Мне бы тоже не хотелось.

— Я скажу ей, что мои попытки найти вас не увенчались успехом. Шансов на то, что она сама разыщет вас, крайне мало: по-французски она не говорит, Минителем воспользоваться не сможет…

— А, так ты меня нашла по Минителю?

— Да, по вашей девичьей фамилии. К счастью, что она у вас такая же, как у матери Шерил.

— Ты умная девочка. Удачи тебе.

Расцеловавшись с Жюстин, мы направились было к дверям, но она остановила меня, взяв за плечо.

— Ты… Я хочу, чтобы ты знала: я Шерил люблю. Это не важно, родная она мне племянница или нет. Я ее люблю, и — если ты ее сестра — то ты для меня тоже, как племянница… То есть, я хочу сказать, что если тебе понадобится моя поддержка, помощь — ты не стесняйся… Ты приходи, звони. Ладно?

Я сжала в ответ ее руку. Жюстин открыла дверь. Первым шагнул за порог Джонатан. Удержав меня за руку, Жюстин прошептала:

— А этот Джонатан — ему можно доверять?

— Можно, — сказала я твердо и, чмокнув Жюстин, вышла за дверь.

Ах, как бы мне самой хотелось в это верить!..

Выйдя от Жюстин, мы уселись на первую попавшуюся лавку. Я вытащила сигареты. Джонатан молча следил за мной. Мне никак не удавалось прикурить, ледяной ветер пронизывал нас насквозь. Моя московская шубка — подарок Игоря — меня отлично защищала, но Джонатан носил до неприличия легкую куртку и, хотя мне никогда не приходилось видеть его замерзшим, с некрасивым покрасневшим носом, я сказала ему — ладно, пойдем, холодно, здесь не лучшее место для страданий…

— Если ты беспокоишься обо мне, то не стоит, — ответил он и вытащил из кармана зажигалку «Зиппо» — самую подходящую из всех возможных зажигалок для прикуривания на ветру. Удивительная предусмотрительность, ведь он не курит…

Я затянулась, размышляя. Впрочем — «размышляя» — это неудачно сказано… Вряд ли я сумею найти вам слова, которыми можно было бы выразить мои ощущения. Я была ошарашена… нет, больше — я была подавлена… нет, — я была просто раздавлена, как бетонной стеной, свалившимся на меня откровением. Шерил — не дочь Вирджини! Но чья же? Моей мамы? А как же мама? Неужели обманула меня?

— Джонатан, — сказала я жалобно, — ты что-нибудь понял?

— Да… Кое-что.

— Моя мама — это наша с Шерил мать?

Джонатан искоса поглядел на меня.

— Или у вас другая мать, а твоя тебя удочерила…

— Пойми, этого не может быть! Мама не могла меня обмануть! Я ведь ее прямо спросила, не удочерила ли она меня! И она сказала — нет. И что я родилась у нее одна-единственная…

Меня била нервная дрожь, сигарета едва держалась в скрюченных пальцах, мне было холодно и плохо. Я захлюпала носом.

Джонатан пошарил в кармане и вытащил оттуда пачку бумажных носовых платков.

— Хочешь, поедем ко мне?

— Хочу, — ответила я.

Не задавая лишних вопросов, Джонатан наполнил ванну горячей водой, развел в ней пену, дал мне в руки халат и подтолкнул меня к дверям ванной. Я вяло разделась. На меня, после пережитого потрясения, навалилась апатия и какое-то физическое онемение. Двигаясь, как во сне, я сбросила свою одежду на пол и залезла в душистую воду, покрытую розовой пеной, погрузившись в нее до носа. Пристроив душ в коленях, я лежала, ни о чем не думая.

Неожиданно до меня донесся голос Джонатана, который что-то говорил. Я не разбирала слов, но мне не хотелось ему отвечать, мне ничего не хотелось. Он все продолжал говорить и я, наконец, пробормотала: «Не слышу… Я тебя не слышу, Джонатан…» Спустя несколько минут дверь в ванную открылась — я ее, наверное, не заперла, — и на пороге появился Джонатан.

— Ты что-то сказала?

— Что я тебя не слышу.

— А я тебе ничего не говорил.

— Но я слышала твой голос, — вяло возразила я.

— Я звонил. В ресторан.

— Я не хочу никуда идти.

— Я так и подумал, — кивнул он и присел на край ванны. — Поэтому я заказал еду домой. Сегодня ведь Сочельник, ты забыла? Ты любишь индейку?

Конечно, забыла, ведь я не привыкла его справлять двадцать четвертого декабря. А вот, оказывается, сегодня праздник, и надо его праздновать, как все люди — радостно и легко. Да только где же мне взять радости и легкости, когда меня дважды чуть не убили, когда Шерил лежит в коме, когда Игорь пропал!

— Я все люблю…

Я снова заревела.

Джонатан поболтал рукой в воде, легонько наплескивая на меня пену. Затем снял с моих колен душ и полил мне на лицо, смывая слезы. Наклонившись ко мне, он осторожно поцеловал меня в мокрый нос, оторвался, посмотрел мне в глаза и снова наклонился, и снова поцеловал меня в нос, замешкавшись немного… «Сейчас поцелует в губы», — подумала я и закрыла глаза. Мне это было не неприятно, но и не приятно — мне было все равно, мне было не до этого…

Ничего, однако, не произошло. Я открыла глаза и увидела, что он улыбается, глядя на меня.