Татьяна Светлова - Тайна моего двойника

Я продиктовала адрес, выисканный заранее в справочнике, шоферу. Некоторое время мы молчали, я думала о маме. Наверное, такие отношения, как у Джонатана с его матерью, легче. Не так тесно связывают людей, следовательно, не так больно быть вдалеке, в разлуке… Вспомнилась песня из обожаемого мною фильма: «Если у вас нет собаки, ее не отравит сосед, И с другом не будет драки, если у вас друга нет…»

— Скажи мне, — обернулась я к Джонатану, — тебя ваши с матерью отношения устраивают? У тебя нет чувства, что тебе не хватает тепла, поддержки?

— Я об этом даже никогда не думал. У нас так принято. Теперь, когда я вижу ваши отношения, я начинаю думать, что может быть, мы потеряли что-то важное в нашей цивилизации. Такая близость и теплота отношений выглядит очень привлекательно… Но в каждой ситуации, как всегда, есть свои плюсы и минусы: подозреваю, что в ваших традиционных связях между членами семьи очень трудно отстаивать свою независимость, свое право на одиночество, на частную неприкосновенность образа мыслей и действий… Я прав?

— Пожалуй. В целом. Но у меня лично с мамой никогда не было никаких проблем. Она умеет считаться с моей независимостью.

— Тем лучше, — закрыл тему Джонатан.

Проехав несколько километров по Волоколамскому шоссе, мы отпустили такси. Серое каменное здание роддома имени Ленина-Ахматовой находилось в небольшом парке, где мы с Джонатаном погуляли минут десять, обсуждая, как и у кого будем выяснять про акушерку Куркину. Женщина могла быть уже на пенсии, а могла и работать. В последнем случае наша задача упрощается: мы просто поговорим с ней, расскажем правду и спросим, каким образом и что она знает об этом. Но вот если она на пенсии… Надо будет как-то добыть ее адрес.

Наконец, я решительным шагом направилась к дверям.

Увидев первую попавшуюся женщину в белом халате, я бросилась к ней и горячо заговорила с сильным английско-американским акцентом.

— Здrавствуйте, мэм… Э-э-э… Товаrищ… No, госпожа! Здrавствуйте, госпожа! Я ищу Елену Петrовну Куrкину! Скажите мне, где ее можно найти, пожалуйста, please!

Женщина смотрела на меня во все глаза с таким изумлением, словно ей явился инопланетянин. Кажется, она ничего не поняла.

— Я ищу… — начала было я сначала, но она меня перебила:

— Я не знаю никакую Куркину. Вы меня понимаете? Не знаю.

— Но не может быть! Она здесь rаботала!

— Когда?

— Когда я здесь rодилась!

— Она, должно быть, уже на пенсию вышла. Вам лучше к главврачу пройти. Вы понимаете меня? — нервничала женщина. — К глав-вра-чу. Вон там, в конце коридора, направо. Понимаете?

— Очень даже понимаю! Я говоrю по-русски! Я rодилась здесь!

На этом я решила закончить первую часть моего представления и, поблагодарив женщину, я двинулась по коридору в указанном направлении.

— Только он тоже недавно здесь работает! — понеслось мне вдогонку.

Что ж, тем лучше. Если в истории этого роддома есть какие-то тайны, то новая главврачиха их вряд ли знает и мне будет легче узнать от не про Куркину.

У меня в сумке лежала коробочка французских духов, приготовленных для той, кто сумеет мне дать информацию. Я, собственно, и предполагала, что этим человеком будет главврач, но мне как-то не пришло в голову, что это может быть мужчина.

Но он был мужчиной. Довольно молодой, очень южный, с нежными похотливыми глазами он, увидев меня, расплылся в белозубой улыбке и радушно встал со своего стула, а уж услышав мой потрясающий акцент, так просто растекся патокой.

Слушая мою душераздирающую историю о том, как в недобрые советские времена акушерка Куркина подружилась с моей мамой и помогла ей окрестить ребенка, то есть меня, тайком, став, таким образом, моей крестной, которую я, уже давным-давно гражданка Юнайтед Стэйтс оф Америка, желаю теперь разыскать, он сочувственно кивал головой и, кажется, вовсе меня не слушал. Потому что, едва я закончила свое повествование, как он немедленно поинтересовался, не хочу ли я с ним поужинать в одном изумительном местечке с настоящей русской кухней, по которой у меня, он предполагает, должна быть ностальгия.

Ответ мой заключался в том, что пока я не закончу свои дела, у меня не будет аппетита, и, соответственно, у него — шансов со мной поужинать.

— Сразу видно: американка, — польстил мне главврач. — Дело — прежде всего!

— Именно, — подтвердила я сурово.

— Ну, попробуем тогда разыскать вашу крестную…

Он нажал на кнопку селектора и попросил секретаршу принести ему архивы.

— Я бы с удовольствием показал вам Москву… Вы давно здесь не были?

— Давно.

— А приехали вы надолго?

Я колебалась. Сказать «нет» — значить, заставить его поторопиться с его ухаживаниями. Сказать «да» — дать повод строить планы на встречи со мной…

Ну и пусть строит.

— О, да! Я ведь не туrист, котоrый пrиехал на week-end осмотrеть Кrемль. Я — я на rодину пrиехал. И хочу здесь пrобыть достаточно долго, чтобы ощутить свой коrни…

Ну как? Он еще не плачет от умиления?

— Может, даже останусь тут жить… Если понrавится.

— Конечно, понравится! Особенно, если знающий человек покажет вам самое лучшее, что есть в нашем городе! Тогда вы просто не сможете устоять!

На мое счастье вошла секретарша с папками в руках.

— Посмотрим, посмотрим… — пропел главврач, раскрывая скоросшиватели, пахнущие пылью. — Так-так-так… И пожалуйста, вот она, ваша Куркина! Она работала главной акушеркой. Записывайте адресочек… Это в Бибирево… Может, переехала, но у нас новых сведений нет. Так как насчет ужина?

— Гляньте в окно, — сказала я ему. — Видите высокого кrасивого мужчину, котоrый пrогуливается у входа? Это мой муж. Спасибо вам за содействие.

И раньше, чем он оторвал взгляд от окна, я исчезла за дверью его кабинета.

Снова такси, разбитые московские дороги, разлетающийся из-под колес грязный снег, перемешанный с солью и песком, серо-желтые сугробы вдоль обочин, облезлые блочные дома типовой застройки… Живешь здесь и всего этого не замечаешь, а съездишь вот так за границу, вернешься — и обидно за отечество. Особенно, когда рядом с вами иностранец, мнение которого для вас не безразлично.

Я глянула на Джонатана. Он сидел с закрытыми глазами, откинув голову назад. Состояние московских дорог и домов его явно не интересовало.

Выражение его лица мне показалось странным.

— Джонатан, — дотронулась я до его руки, — с тобой все в порядке?

Не открывая глаз, он поймал мою руку, заграбастал ее в свою ладонь, прижал к своему бедру и легонько кивнул. Прошло еще, наверное, минут пять, когда он, наконец, посмотрел на меня, и я снова подивилась необычайной красоте этих прозрачных, резко обведенных черными ресницами глаз.