Татьяна Светлова - Тайна моего двойника

— Ты это только сейчас поняла? — осведомился Джонатан.

— Ты еще и сам не понял! Послушай: Шерил «пристроили» американцам. И я тебя уверяю, что никто не рискнул бы документально зафиксировать подобный акт передачи ребенка! Да еще в те брежневские времена! Да еще если вспомнить, что мать Шерил тоже это все делала тайком! Так что мы в архивах, конечно же, ничего не найдем!

— И чему же ты тогда так радуешься?

— А тому, что Куркина не могла все это сделать одна! Даже если она была главной акушеркой, то фальсифицировать все записи, все бумаги она не могла одна, это было не в ее власти!

— Ей должен был помочь директор.

— Именно! Главврач у нас это называется. Надо его разыскать!

— Как?

Действительно, как? Снова идти к тому южному-нежному и смотреть в его похотливые глаза? Я еще так неосторожно брякнула про «мужа» напоследок…

Но выбора у меня не было.

Главврача я увидела в коридоре. Он разговаривал с двумя женщина в белых халатах и, заметив меня издалека, отвернулся, давая мне понять, что я его больше не интересую.

Я сделала вид, что не заметила, и, жизнерадостно прибавив шагу, подлетела к нему с улыбкой до ушей:

— О, I am, я вас just looking for!

Женщины смешались от моей «американской» наглости и отступили на несколько шагов, но главный смотрел на меня по-прежнему сурово. Я схватила его под руку и потащила по коридору, темпераментно тараторя:

— Мой мужь уедет по делам на тrи дня, я хочу посмотrеть Москва с вами, вы мне пrедлагали, вы очень любезный человек, rусские вообще очень любезный люди, я так люблю Russia и Москва и rусских люди!

Главврач купился с такой быстротой, что я даже удивилась. Расплывшись в улыбке, он заверил меня, что он всю жизнь мечтал быть к услугам такой леди, как я, вот только…

Он глянул на часы.

— Я смогу освободиться через полтора часа!

— Очень хоrошо! Я за это вrемя смогу to visit бывшего главвrача, только мне нужен его адrес! Моя кrестная, пrедставляете, пеrеехала, я ее не нашла, и I think что бывший главвrач что-нибудь знает!

Потоптавшись, не зная, что делать с поджидавшими его женщинами, от которых я его столь нагло увела, он, наконец, кивнул им:

— Я буду через десять минут.

Через десять минут в моих руках был нужный адрес. Я чмокнула трепетавшего от предвкушения вечера со мной наедине мужчину в щеку, пообещала перезвонить ему в половине седьмого и исчезла из поля его зрения.

Надеюсь, что навсегда.

К счастью, ехать было недолго, в район Остоженки. Решено было не звонить: разве по телефону объяснишь, кто мы такие и зачем разыскиваем Нину Александровну Демченко, бывшего главного врача роддома имени Ленина, нынче имени Ахматовой?

Я попросила Джонатана остаться в такси: присутствие незнакомого мужчины могло испугать пожилую женщину, если она была в квартире одна. Мошенничества, ограбления, убийства — не было дня, чтобы о них не рассказывали в новостях и криминальных рубриках газет, и теперь не то что мужчине — женщине боялись дверь открыть.

Однако, на мой настойчивый и продолжительный звонок никто не ответил.

Я уже было собралась возвращаться к поджидавшему меня в машине Джонатану, как вдруг соседняя дверь распахнулась и на пороге показалась девочка лет двенадцати. Несмотря на свой юный возраст, она была подкрашена, в ушах сережки, темные распущенные волосы лежали аккуратной гривой на цветастой дутой куртке и только крошечная, несмотря на мороз, вязаная шапочка венчала ее макушку. На худых голенастых ногах были высокие облегающие сапоги на каблуках. Будь я ее матерью, я бы ни за что не разрешила появляться ей в таком вызывающем виде на улице.

Оббежав меня взрослым, женским, оценивающим взглядом, который отметил и мою одежду, и мою стрижку, и обувь, и сумочку, девчушка, наконец, мне улыбнулась и сказала: «Их никого нет. На работе».

— А разве Нина Александровна не на пенсии?

— Нина Алексанна? — девочка заперла свою дверь ключом на длинной веревке и повесила его себе на шею, аккуратно заправив под куртку. — Нина Алексанна умерла уже. Теперь тут другие живут, молодые, Валя и Женя.

Оставалось загадкой, какого они пола, эти Валя и Женя, но я не стала спрашивать. Я только поинтересовалась: «Родственники?»

— Не. Молодожены. Им их родители купили квартиру Нины Алексанны в подарок на свадьбу.

— А что же, у Нины Александровны нет родственников?

— У ней муж был, так он тоже с ней и умер, а их дочка с мужем в Израиле живут. Они и продали ее квартиру. Моя мама еще им помогала, потому что они ненадолго сюда приезжали, на похороны, им некогда было заниматься продажей, вот моя мама и помогла. А вы тоже в Израиле живете? Или, может, в Америке?

— Почему это? — удивилась я.

— А на вас такие вещи классные, как у Маргариты. Она их в Израиле купила.

— Это дочка Нины Александровны?

— Ну да. А сейчас если кто не в Израиле живет, тот в Америке.

— Да нет, я тут живу, в Москве. А вещи, ты права, заграничные.

— Красивые. Особенно сапожки.

На мне были короткие сапожки из мягкой черной кожи, на высоком каблуке, элегантные и весьма сдержанные. Удивительно, что они понравилась вдруг этой малявке, чьи представления о моде, если судить по ее одежде, были просто плачевны.

— А вы не манекенщица?

— Нет, — усмехнулась я.

— Вы могли бы. Вы такая высокая и красивая… Вы знаете, сейчас есть такие агентства специальные, туда берут высоких и красивых девушек, и платят им — закачаешься! Вам надо туда сходить. Представляете, носить потрясающие платья целый день, сниматься по телевизору и еще за это бешеные бабки получать! Мечта! Я обязательно туда пойду, когда вырасту. А у вас жвачки нет?

У меня жвачки не было. Но зато на дне сумки валялись маленькие фруктовые леденцы — еще из Парижа. Я пошарила, вытащила несколько и протянула девочке:

— Смотри-ка, это даже лучше, чем жвачка: вот апельсиновая, вот лимонная, малиновая, клубничная…

Деловито пересмотрев все фантики, она выбрала апельсиновую и сунула ее в карман.

— Бери все. Тебя как зовут?

— Оля. А вас?

— И меня Оля.

— Вот здорово! А вы ей кто будете, Нине Алексанне?

— Я… Наши матери были когда-то знакомы… И я… и моя мама попросила меня ее разыскать…

— Жалко, что вы пораньше не пришли, когда она еще живая была.

— Давно она умерла?

— Сегодня что у нас? 4 января? Тогда уже три месяца получается назад.

Три месяца назад! Начало октября! Через какую-то неделю после акушерки Куркиной!

— А число не помнишь?

— Ой, число… Восьмого, кажись. Октября.

Две смерти, разделенные девятью днями, двух женщин, работавших в одном роддоме. И знавших, судя по всему, одну и ту же тайну.

— Ты говоришь, что и муж с ней вместе умер… — подбиралась я к самому важному, ощущая холодок в спине от предчувствия. — Это что же, несчастный случай?