Татьяна Светлова - Тайна моего двойника

— Мне хорошо, когда ты рядом, — проговорил он и снова закрыл глаза.

Мы притормозили у длинной, как колбаса, пятиэтажки. Попросив таксиста нас подождать, мы вошли в убогий обшарпанный подъезд, воняющий мочой. Я снова покосилась на Джонатана. Он либо не обратил внимания — хотя это было бы затруднительно, учитывая запах! — то ли не подал виду. Наверное, это и называется корректность…

Искомая дверь обнаружилась сразу же, на первом этаже. Дверь нам открыла молодая миловидная женщина в переднике. Вслед за ней по тесному коридорчику полз на четвереньках годовалый малыш, глядя любопытными глазенками на нас.

— Добрый день. Елена Петровна Куркина здесь живет?

— Елена Петровна?… А вы кто?

— Я… О, это целая история! — Я решила не менять версию, которую уже использовала в роддоме. — Я ее крестница.

— Кто?!

— Крестница. Когда я родилась в роддоме, где Елена Петровна работала, она помогла моей маме меня окрестить.

— Никогда не слышала подобных историй!

Молодая женщина осмотрела нас подозрительно. На Джонатане ее взгляд задержался и на несколько мгновений в нем вспыхнул чисто женский интерес. Она непроизвольно поправила волосы и сразу же, как бы спохватившись, отвела глаза.

— Простите, а вы ее дочь? — решила я перехватить инициативу.

— Невестка…

— Может, она вам просто не рассказывала? В те времена все это тщательно скрывалось, а теперь она могла просто и забыть эту историю… Но я, когда узнала, что у меня есть крестная, я сразу захотела с ней встретиться…

Женщина покачала головой. «Надо же!» — пробормотала она и наклонилась, чтобы удержать малыша, который собрался выползти на лестничную площадку.

— Иди, иди в комнату, Игорек, здесь холодно!

«Игорек». Я тоже звала Игоря так. Так нежно: «Игорек». И мой Игорек помог убийце меня найти…

— Так что, — очнулась я, — мы можем с ней поговорить?

— Елена Петровна умерла.

Я отчего-то так удивилась, будто акушерка Куркина обязана быть бессмертной. Я предполагала, что она могла выйти на пенсию, могла переехать, — но не умереть.

На мое растерянное лицо смотрели двое: глаза Джонатана пытались уловить и понять содержание нашего разговора — было условленно, что он не открывает свой английский рот, а я перевожу ему все потом; в глазах женщины мелькнуло сочувствие.

— Пройдете, может? А то холод в квартиру идет.

— Спасибо.

Мы вошли. Квартира пахла молоком и детскими пеленками.

— У меня тут беспорядок, не обращайте внимания, — извинилась хозяйка.

Кажется, пригласив нас из вежливости в дом, она теперь не знала, что с нами делать и жалела о своем опрометчивом жесте. Это был самый подходящий момент для вопросов, на которые женщина должна охотно откликнуться, чтобы избежать неловкого молчания. Я бросилась в атаку:

— Давно ли Елена Петровна умерла?

— 29 сентября.

— Что же с ней приключилось?

— Попала под машину. Это так ужасно было… Одно хорошо, что она сразу умерла, не мучалась…

Я посмотрела на Джонатана, словно он мог мне подсказать следующий вопрос, вернее, наиболее тактичную форму вопроса. Но он, бедолага, не только не мог мне посоветовать — он и понять ничего не мог, и только серьезно смотрел на меня своими глубокими прозрачными глазами в сумрачных камышах ресниц, чувствуя, что что-то не так.

— Ох… Сочувствую вам… — заговорила я, осторожно нащупывая верную интонацию разговора, в котором я надеялась выяснить кое-какие подробности. Конечно, может, у меня просто уже крыша едет от всех этих покушений на нас с Шерил, но наезд машины на акушерку, располагающую важной информацией, мне показался подозрительным.

— Нынче так безобразно в Москве ездят — как хотят! — продолжала я. — Ни правил не соблюдают, ни ГАИ не боятся! Сплошное хулиганство! Его хоть судили, водителя?

— Какое там! Не нашли. Он сбил маму и сразу скрылся.

— И даже свидетелей не было?

— В милиции сказали, что показания свидетелей очень приблизительные, дело вечером было, и в темноте никто точно не разглядел… Так что они закрыли дело.

— Вы, как я понимаю, жена ее сына?

— Ну да, невестка.

— Сын-то, должно быть, горевал очень…

— Горевал. Да и я тоже. Мы с мамой дружно жили. Все вместе, в этой квартире. Она мне с Игорьком помогала…

У нее покраснели глаза.

— Сочувствую, — снова повторила я. — Как жаль, что моя мама мне раньше не рассказала про мое крещение… Я бы тогда успела хоть познакомиться поближе с моей крестной… А вашему мужу сколько лет?

— Тридцать восемь, — удивилась она. — А что?

— Когда я родилась, он был уже взрослым человеком… Может, ему мама рассказывала, как она помогла меня крестить? Нельзя ли нам с ним встретиться?

— Я ему скажу, когда он с работы придет. Вы позвоните нам, я вам сейчас запишу телефон… Вы вообще-то как нас нашли?

— Мне адрес в роддоме дали.

— А-а… А звать вас как?

— Оля.

— Ну что же, Оля, так вы позвоните вечерком, часиков в восемь… А молодого человека как зовут?

Я решила, что ничем не рискую и произнесла: «Джонатан».

— Не русский, что ли?

— Англичанин.

— То-то я смотрю, ни слова не говорит… Он не умеет по-русски?

— Нет. Не выучил еще.

— Муж, да? — спросила она, понизив голос и придвинувшись ко мне, кося любопытными глазами на Джонатана.

— Муж, — усмехнулась я, заметив сходство в выражении любопытства между матерью и годовалым сынишкой. — А вас как зовут?

— Людмила. Или Люда, как хотите.

— Спасибо вам, Людмила. Я позвоню вечером вашему мужу…

— Косте. Константин он.

— Вот и отлично.

Плюхнувшись на сиденье поджидавшего нас такси, я перевела разговор Джонатану.

— Теперь нам надо решить, стоит ли звонить ее сыну, Косте. Он, теоретически, мог слышать от матери мою историю… Но тогда придется ему рассказывать правду.

— Вряд ли он что-нибудь знает. — проговорил Джонатан в ответ. — Иначе бы Кости тоже уже не было в живых… Но я не думаю, что мы чем-то рискуем, если расскажем ему правду. Попробуем.

У нас было три свободных часа до восьми и мне не хотелось их терять. Но я не имела понятия, что мы можем предпринять за оставшееся время.

— Послушай, — заговорила я, — может нам попробовать пробраться в архивы роддома? Должны же где-то быть записи о нашем рождении!

— «Где-то». В каком именно роддоме? Мы ведь даже не знаем точно, где рожала Зазорина.

— Ну надо же с чего-то начать… Начнем с этого.

— Ты думаешь, что провернув подобное дело, Куркина не постаралась фальсифицировать все записи так, чтобы потом никто ни о чем не смог догадаться? Это было бы крайне неосторожно с ее стороны.

— Но не могла же она одна устроить так, чтобы все записи, все справки были подделаны… Джонатан! Ты гений!