Виктор Галданов - Банка для пауков

— Ты кончай меня лечить, борода! — окрысился Тенгиз. — Че ты мне тут про проценты свои сраные талдычишь? Ты что не знал, что твоя работа с риском связана? Или ты думал, что цветочки в Москву повез? Короче, я пришел — играй по моим правилам. Сначала товар примем, бабки сколько надо тебе дадим, об остальном пускай твои старшие с нашими старшими договариваются. А то начал здесь процент-мроцент! Давай, поехали!

— Башли на стол или я никуда не поеду! — уперся чеченец.

— Так, давай сумку! — велел Тенгиз Валико. — Расстегни ее!

Валико положил сумку на ступеньку автомобиля и расстегнул ее. От горы запечатанных банковскими ленточками пачек стодолларовых банкнот у него опять зарябило в глазах.

Абди полез в сумку рукой и перелистал одну из пачек.

— Еще надо посмотреть, что это за деньги, — проворчал он.

— А-да, натуральные! — заверил его Тенгиз, — Весь вечер с мы ребятами их рисовали, всю ночь раскрашивали, все утро на батарее сушили. До места доедем — ты их получишь.

— Нет, братишка, мы договаривались по-другому, — заявил чеченец, выхватывая из подмышки автомат «борс» и передергивая затвор. — Сначала я заберу деньги. Проверю их и посчитаю. Потом я уточню условия и позвоню тебе.

Теперь он стоял прямо напротив Тенгиза и Валико буквально в трех шагах от них, и дуло его автомата глядело прямо им в глаза. А затем он услышал звонкий женский голос:

— Ну ты, азик, пушку-то положь!

— Я не азик, я Абди… — проблеял чеченец.

— А… все вы азики! — заявила Люда, выходя из-за машины. Вытянутыми вперед руками она держала «кольт спешиэл» — любимую машинку Тенгиза, которую тот вечно носил на ноге в специальной фирменной кобуре, точно такой же, как у его любимого киногероя — Кобры.

— Нет, ты — точно идиот! — по-грузински сказал Валико и резким движением отобрал автомат у чеченца. — Что нам с ним теперь сделать?

— Сделай так, чтобы он больше не возникал по меньшей мере с полчасика, пока будем ехать.

— Ты слышал? — спросил Валико у Абди. Тот кивнул. В следующую секунду тот резко схватил его за загривок и с силой ударил головой о дверь «Супермаза». Кабина жалобно загудела — на двери возникла вмятина. Распахнув дверь, Валико двумя руками (за штаны и за шиворот) забросил бесчувственное тело Абди в кабину. Увидев своего напарника в таком состоянии, Григорий почувствовал себя до некоторой степени отомщенным и рассыпался в благодарностях.

Вскоре трейлер вырулил со стоянки на улицу. Его уже поджидал джип «Сузуки-самурай», поморгал ему задними поворотниками и машины двинулись к Шелковскому шоссе по Проектируемому проезду.

Справа и слева по улицам тек сплошной людской поток. Одна часть тысяч людей с баулами равномерно двигалась к рынкам, другая — также равномерно и неспешно брела с них. Повсюду разгружались фуры и «Газели», носильщики с кипами товара пересекали проезд, сновали под колесами грузовиков и легковушек, повсюду поминутно останавливались такси и частники, то выгружая народ, то принимая клиентов. Джип продвигался на первой скорости, за ним в отдалении маячил «Супермаз».

— Ты что — не понимаешь, что делаешь? — сурово как мальчишку отчитывал Тенгиза сидевший за рулем джипа Валико. Люда сидела за ними — на заднем сиденье и глазела по сторонам. Разговор велся по-грузински. — Ты не соображаешь, что она теперь — лишний свидетель, с которым надо что-то делать? А если она нас в ментовскую сдаст?

— Послушай! — окрысился Тенгиз. — В этой девушке я уверен больше чем в самом себе. Это первая женщина в жизни, кроме моей матери, к которой я испытываю какие-то чувства. К тому же, если бы не она, мы бы сейчас валялись на той стоянке с пулями в башке. Потому что деньги просто так я чеченцу никогда не отдал бы.

— Так что — между старшими уговор был деньги вперед, а ты не послушался!? — изумился Валико. — Вай-да-дан-вай! Слушай, Валико, раз старшие так договариваются — слушайся их-да!

— Послушай, я тоже не младенец, и у меня есть право голоса на совете…

«Вай-вай! — думал Валико, яростно сигналя чуть не въехавшей в них «Газели». — Что бабы делают с человеком! Бог ее знает, откуда она появилась — еще полчаса назад он предлагал мне ею попользоваться — а теперь он готов на нее молиться, как на икону какую-нибудь…»

— И все равно ты должен был ее оставить там! — сказал он вслух. — Незачем было тащить ее с нами.

— Она сама напросилась. Как увидела пистолет, так и сказала: «Хочу, мол, погибнуть вместе с тобой!» Ну, я ее и взял для подстраховки.

— А теперь для подстраховки выгрузи ее и пусть катится к маме…

— Подожди, я обещал ее в одно место свозить. Она посидит в машине, а мы там быстро управимся.

«Ну как еще назвать такого человека?» — внутренне возопил Валико, но вслух только шумно вздохнул.

Щелковка была забита транспортом в обе стороны. Милиция и автоинспекторы проверяли все подряд легковые машины, обыскивали водителей и пассажиров, перетряхивали багажники, обшаривали салоны.

— Что они озверели с утра? — скрипнул зубами Валико. Под ложечкой у него неприятно засосало — начни их обыскивать, с их-то арсеналом, и не помогут никакие спецномера.

— Видать прикнокали кого-то ночью темной, — рассмеялся Тенгиз. — Банкира какого-нибудь взорвали или фрайера какого отстрелили

— Жизнь показывает, что фрайеров в этой стране не отстреливают. Их Бог хранит. Отстреливают тут серьезных и деловых ребят.

— Козлов отстреливают! — авторитетно заявил Тенгиз. — Потому что подставились. Настоящий охотник опасность горбом чувствует и не подставляется.

К счастью им не пришлось выезжать на само шоссе, где их неминуемо бы тормознули, достаточно было пересечь его и углубиться в пересечение заводских и складских улочек, изобилующих лужами и залитых жирной грязью, в которую легковушки проваливались по самые оси, мир обезличенных бетонных стен и торцов ангаров, не имевших ни названий, ни указателей, ни номеров.

Люди, видевшие Москву из окон такси и экскурсионных автобусов, бродившие по центральным улицам с их ресторанами, соборами, торговыми центрами, шикарными офисами фирм, посещавшие многочисленные исторические места и памятники — они не видели Москвы. Красота занимает всего лишь процентов десять всех городских площадей. Всю остальную ее площадь составляют необъятные пустыри, утыканные однообразными семнадцатиэтажными ульями, так называемые «спальные районы», а также невероятной протяженности кварталы, сплошь застроенные гаражами, ангарами и складами, пустыри и трущобы, заводские дворы и свалки, гигантские пустые пространства, огороженные тщательно побеленными стенами. Иногда такие стены тянутся на многие километры и поверху их бежит колючая проволока. С трудом можно установить, что конкретно здесь находится и кому именно принадлежит. Имея точный адрес, можно плутать часами в поисках нужного склада. Там вполне можно организовать портативное кладбище лохов, цех по розливу подпольной водки, хранить контрабанду или штамповать без лицензии сидюки, словом ускользать от карающей руки Закона долгое, очень долгое время. Хотя и не вечность. Поскольку необозримость пространства во время все же не переходит.