Виктор Галданов - Банка для пауков

Все это бандерша прогнусавила единым духом, не дав никому и слова вставить так, что бандиты только расхохотались и решили проверить — действительно сможет или нет. Расчистили стол по ее требованию. Она разделась, распустила волосы. И вправду, в голой Лошади ничего особенно сексуального не было. Была она тощей, все ребра можно пересчитать, живот впалый, лобок невыбритый. Но было нечто в ее глазищах, сверкавших антрацитом из-под красно-рыжих косм, что пугало какой-то дикой страстью. Один бычок из курганских, уже готовый к совокуплению, поскольку ему было все равно с кем совокупляться: с мужчиной ли, с женщиной или вообще с лошадью, лег на дощатый влажный стол (в сауне было жарко и признак его пола торчал и цвел как бутончик на лужайке), и, взбираясь на него, Эсмира обернулась к своей «гвардии» и сказала со своим непередаваемым акцентом: «Учитесь, дюри, пака я жьивайа!» Именно так: «жьивайа!» Это Грант запомнил на всю оставшуюся жизнь. Стоя вокруг стола, мужчины с интересом наблюдали за разворачивающимися перед ними действом. И каждого из них она моментально возбудила, кого взглядом, кого прикосновением, кого улыбкой, кого, плотоядно облизнувшись на его достоинства. И затем она дала такого жару одновременно с шестью мужиками, так их всех выжала, вымотала, высушила, оттрахала, оттянула, отодрала, иссосала, измучила, истерзала, излюбила, измочалила, что после нее они бревнами повалились в бассейн и больше за весь тот вечер на ее «гвардию» так и не взглянули. С Эсмирой же они все очень вежливо попрощались, как, наверное, каратэисты прощались бы со стареньким сэнсэем, который, встреченный поначалу насмешками, несколькими ударами и бросками доказал им, что все они еще дети в большой и сложной науке, учиться которой им предстоит всю жизнь. А дня через два Грант с жутко дорогим букетом пунцовых роз пришел на «уголок». Эсмира послала его куда подальше, поскольку был самый разгар рабочей ночи, девочек надо было отправлять, деньги получать, ментам и крыше платить. И так вот он, как дурак, простоял с букетом возле нее всю ночь и был счастлив, потому что видел ее живьем, а до этого она ему двое суток снилась и являлась в видениях. Он понял, что пропал, погиб, бросил жену и троих детей (старушка-мать его после этого его прилюдно прокляла и велела, чтобы к ней на похороны его не пускали). А он взял и женился на этой… этой… Назвать ее «шлюхой» просто язык не поворачивается. Это было чудовище плоти. Однажды Мося весьма неосторожно назвал ее «ходячим клитором». Это она ему запомнила на всю жизнь.

Сейчас она владела самым раскрученным публичным домом, который функционировал под вывеской мотеля и открыто давал объявления о своих услугах и в газете, и по телевидению, и имел даже свой порносайт в Интернете. Тот факт, что сам Грант Меновазян тоже жил в этом мотеле, среди шоферов и проституток, сильно отражался на его характере. До знакомства с Эсмирой он был просто жуликом с весьма изобретательным умом по части всяких лотерей, торговых афер и лохотронов. Однако с ней рядом он терял голову и становился буквально маньяком. И слухи о том, что они с этой его «младой женой» вытворяют, весьма раздражали Фраэрмана.

Позади них находился Тамаз Сулаквелидзе. Кажется, у него был еще брат, Валико, но его что-то не видно, наверно, его оттеснила толпа. Лично их Фраэрман считал наименее ощутимой силой. Если бы все грузины были такими, их можно было бы не опасаться. Кроме строительной фирмы, которая у них имелась, они имели автосервис, гаражи. Правда, работал там весьма шалый народ, который очень быстро мог сплотиться в самую настоящую банду. Кстати, их частенько использовал покойный Вано. Единственное успокаивало Мосю, что братья Сулаквелидзе совершенно не стремились ни к лидерству ни к криминальному промыслу и предпочитали зарабатывать деньги стройкой и ремонтом машин.

Наконец-то! Толпа расступилась, пропуская только что доставленного из аэропорта епископа, направленного сюда из Грузии специально по распоряжению католикоса-патриарха, который очень извинялся, что не сможет самолично прибыть на похороны, но обещавший денно и нощно молиться за упокой души блаженного Вано. Старенький епископ был ни жив ни мертв. Никогда еще и никого из дипломатов и глав государств не возили из аэропорта «Внуково» через всю столицу так, как везли его — на скорости двести километров в час, не соблюдая светофоров, с мигалками и ревом сирен.

«Добрый день, мы ведем наш репортаж, с Ваганьковского, центрального кладбища столицы, где похоронены величайшие деятели нашей армии, науки и искусства. Здесь похоронены величайшие актеры нашего театра и кино: Павел Мочалов, Михаил Царев, Олег Даль, Андрей Миронов, Леонид Енгибаров, Юрий Завадский; знаменитые художники: Василий Тропинии, Василий Суриков, Алексей Саврасов, Василий Пукирев; писатели и поэты: Владимир Даль, Сергей Есенин, Рюрик Ивнев, Юрий Тынянов, Борис Житков, Вениамин Каверин; Здесь же расположена наверное самая известная на всю страну могила Владимира Высоцкого. И сегодня здесь хоронят тоже выдающуюся в своем роде личность… Кстати, давайте спросим у прохожих, знают ли они, кого здесь сегодня хоронят? Добрый день, вы не согласитесь ответить на один вопрос: как по-вашему, кого здесь сегодня хоронят?

Пожилая женщина поглядела на оцепление, сплошную толпу людей, яркие пятна венков, не умещавшихся на кладбище и потому вывешенных снаружи на ограде и беспомощно пожала плечами:

— Не знаю… какого-то артиста, что ль… Вообще-то я приезжая…

Но Ирина уже потеряла интерес к ней и кинулась к двум молодым людям, которые брели по лужам, взявшиеся за руки, поглощенные друг другом.

— Не знаю, какой-то деятель. Политик что ли? — парень вяло наморщил нос.

— Ой нет, я знаю, это какой-то бандит, да? — смеясь спросила девушка и быстро схватила парня за руку, — Идем отсюда.

— Это… очень известный… в некоторых кругах человек, — сказал хорошо одетый мужчина лет сорока в кашемировом пальто. — Можно я больше ничего говорить не буду?

— Это — ваша цар! — смеясь сказал один из двух проходивших мимо мужчин кавказской национальности.

— Ала, гедтык тез-ол [2] Эй, пошли быстрее (азерб.) ! — быстро сказал ему второй, дергая его за рукав.

— Яваш-яваш [3] Да погоди ты! (азерб.) , — отозвался первый и снова повернулся к Ирине. Он улыбнулся недоброй улыбкой, и она с замиранием сердца увидела, как во рту его сверкнул золотой зуб. — Ты понила-да? — переспросил он. — Вот такой, как он, нужно, чтобы у вас цар был!

Не в силах отделаться от гадостного осадка, оставшегося у нее на душе после этой встречи, Ирина машинально ткнулась с микрофоном к высокому светловолосому стриженному парню в пуховике, который брел по улице, лениво тыкая носком рифленого ботинка ледышку.