Виктор Галданов - «Джамп» значит «Прыгай!»

– Что скажешь, Саман, – спросил Трофим подошедшего коллегу. – Сами замочим тварюгу или…

– На фиг мне еще один мокряк на себя вешать, – озлобленно бросил бандит. – Хватит и того, что есть. Пускай сам его кончает

– О, не беспокойтесь, много я за это не возьму. Итак, что вы хотите, чтобы я узнал у него? – спросил Шапсуев. Он увидел, как нахмурился Трофим, и покачал головой. – Извините, но я лично должен говорить с ним. Это очень важно, если вы хотите вообще услышать от него что-либо. В конце концов, у меня своя четко отработанная методика. Вы ведь ему не делали больно и не освобождали от боли. Угроз для него не существует, существует только боль. Я уже добился от него покорности. Он уже настроен на мой голос и среагирует только на меня.

– Ну, лады, блин…

Хотя Трофиму вовсе не хотелось доверяться этому человеку, ответ его был ему понятен и он мог его оценить по достоинству. Следующую речь держал Саман:

– Короче, в общем, этот фрайер знает кое-что, что играет на нервах у одного очень авторитетного и с понятиями мэна – нашего шефа. Кто наш шеф вы знаете. Ентот фрайер посылал ему через ентот компьютер писульки с угрозами. То ли замочить обещал, то ли раззвонить по людям, что наш шеф чего-то там такого схимичил. Тот, конечно, рвёт на себе кофтяру, что ничего такого за ним, дескать, нет. Однако каковы бы не были угрозы, наш шеф в дельхоре, и наша задача – узнать, что этот пундель знал о нем такого страшного. Единственное, что нам известно об ентих его пужалках, это какая-то лахудра, которую он называет Цыганкой.

– Цыганка! Как романтично! – радостно воскликнул Шапсуев. – Хорошо, я понял, что он должен вам рассказать о чем-то, связанном с некоей таинственной и загадочной цыганкой. Стойте у двери и не производите никакого шума.

Шапсуев глянул на свои часы и вернулся к Крюкову.

Тот тихо лежал на столе, но лицо его стало совсем иным. С него, казалось, исчезла вся ненависть, а только она и давала ему жизнь и характер. Теперь оно было мертвым и пустым, скорее неприятной маской марионетки. Этакий Петрушка, лежащий в своей коробке к ожидании, когда кто-нибудь дернет за веревочку. Пластырь был снят со рта, но скотч все еще удерживал запястья.

– Всё верно, старикашечка, вот мы и снова встретились.

Шапсуев встал у стола, но не смотрел на Крюкова. Казалось, ему этого не хотелось. В нескольких метрах от них, на экранах мониторов словно звездочки в небе, поблескивали движущиеся звездочки заставки «Виндоус».

– Теперь ты знаешь, кто я, а дядя? Ты знаешь, что я твой друг и пришел только затем, чтобы помочь тебе.

– Помочь мне! – прошептал пытаемый. – Да, верно. Вы сказали, что поможете мне.

Как и лицо, голос Крюкова был мертв и невыразителен: словно звук качали через труп.

– Да, я ваш друг, старина, и вы должны быть со мной откровенным, чтобы я мог вам помочь, – голос Шапсуева стал несколько жестче. – Итак, что вы знаете о человеке по имени Игорь Корсовский?

– Корсовский… Игоряшка… Да, я знаю о нем. Он один из тех… тех… я хотел уничтожить его.

– Неужели? Вы и вправду хотели сделать это? Люди слишком плохо к вам относятся, дружочек, и теперь вы можете наконец отплатить им. Вы что-то знаете о нашем вице-премьере и можете раздавить его, как червяка. А теперь расскажите мне об этом, дружище. Я ваш друг, так не скрывайте же от меня, что вы такого интересненького знаете о Корсовском.

– Я могу его уничтожить, растереть в порошок, сжить со свету, когда мне этого захочется.

Говоря это, Крюков чуть скривил рот, и было нечто ужасное в улыбке этого мертвого лица.

– Да, я знаю это, друг мой, но скажи мне, как. Как ты можешь это сделать?

– Потому что у меня хорошая память. Я увидел картинку и наконец вспомнил ее. Это должно было случиться лет двадцать назад, но тогда я не понял правды. Тогда все казалось очевидным, поскольку прежде она делала это уже дважды. Она стояла у окна этого магазина и шел снег, сильный снег, отчего было трудно разглядеть подробности. Она была высокой… и худой… с волосами, как…

– Продолжайте, друг мой, продолжайте. Расскажите мне, как выглядели ее волосы?

– Они были такими, такими… как я увидел их на картинке. Нет, это было так давно и я не могу описать их, я просто не могу вспомнить.

– Но вы должны вспомнить, старина. Должны, потому что я ваш друг и хочу помочь вам. Но как я могу это сделать, если вы не скажете мне правды?

Шапсуев все еще не смотрел на Крюкова, но в голосе появилась настойчивость.

– Продолжайте же. Когда-то давно вы видели дамочку, стоявшую в окне магазина. Шел сильный снег и поэтому вы не могли разглядеть ее ясно. Позднее вы распознали ее на картинке, и эта женщина так или иначе была связана с Корсовским. Так кто же это такая? Эта та, кого вы называете Цыганкой? Скажите же мне теперь, Вася, брат мой по крови, кто же такая Цыганка?

– Цы-ы… а-а-а…

Слово прорывалось словно через кляп, и в тот же момент безо всякого предупреждения лицо его вновь ожило и произошло нечто непредвиденное. Барский ви-дел все до малейших деталей, но у него не было времени действовать, он мог только вскрикнуть:

– Шапсуев! Берегись!

Но было уже поздно. Шапсуев стоял, отвернувшись от Крюкова, вновь наполняя шприц, и так никогда и не увидел внезапного света в этих безумных глазах, как и начавшего двигаться к нему тела. Рука Крюкова выскользнула из-под липкой ленты скотча и потянулась вбок, к кабелю, свисавшему с монитора, ухватила его и поднесла его к халату врача-палача.

Ослепительная вспышка и грохот смешались с истошным воплем. В центре комнаты как будто разразилась молния. Все тело Шапсуева оказалось охваченным голубоватым огнем. Одновременно эта сиреневая аура охватывала тело лежавшего на столе человека, застывшего с поднятой рукой. Затем взорвался еще один монитор, осыпав стоящих бандитов стеклянным дождем.

Когда это произошло, Барский, поняв, что ему довелось присутствовать при мановении десницы Божьей, рухнул на пол и впился зубами в полосу скотча, охватывавшего его руки и плечи вместе со спинкой стула. Он в единый миг перегрыз пленку и осколком стекла принялся распиливать скотч на ногах. В это время загудело пламя.

Барский взглянул под стол. Язычки пламени разбежались по давно некрашенному полу. Сухие половицы хорошо занялись. Пластик стекал с мониторов. Время от времени то один из них, то другой взрывались, выплескивая целый шквал осколков стекла. Вблизи от дверей метались какие-то тени – трое бандитов пытались както пригасить огонь, но им это не удавалось. Лавка, половина комнаты и те, кого называли Шапсуевым и Крюковым, были одним сплошным пламенем.

Неожиданно занялась ткань, висевшая на стене – и Барский обнаружил, что это была чрезвычайно пыльная марля, закрывавшая проход в другую комнату. Там было темно.