Виктор Галданов - «Джамп» значит «Прыгай!»

Барский метнулся туда. Комната оказалась спальней и в ней тоже стояло несколько компьютеров и было еще больше книг, но она пока не горела.

Валерий почти ничего не знал о свойствах горящих мониторов и, когда возникло пламя, он и понятия не имел, во что это может вылиться. Огромное, шипящее и ревущее, оно разбрызгивало ливень искр, рассыпающихся по всей комнате, а белые огненные языки пробивались сквозь плотный удушливый и ядовитый дым горящего пластика. Если Крюков не соврал в отношении сорока тысяч вольт, то Шапсуев должен был погибнуть в считанные секунды. Но и сам доморощенный Хуан Маркадо «мститель из Техаса» тоже был мертв, а именно это напрочь ломало все планы Барского.

А ведь дело было так близко к завершению…

Пока Барский озирался в комнате, к нему выплеснулась волна пламени, и ему пришлось отступить вглубь комнаты. Он не знал, как долго будут взрываться мониторы, но стены, потолок и пол комнаты были дощатыми. Не было видно в комнате и окон, пламя в которых могло бы привлечь любопытство соседей. Можно было рассчитывать прожить в этом адском пристанище самое большее десять минут, затем либо огонь, либо дым доконают его.

Он быстро подошел к груде лежащей на кровати одежды и быстро обшарил все карманы. Занялся дверной косяк, и к запаху озона и пластмассы примешался запах горелой древесины.

Комната, в которой он разговаривал с Крюковом, казалась теперь филиалом преисподней. Возможно, глаза Барского пострадали от дыма, но пачки книг выглядели странно нереальными: наваленными кирпичами и камнями, готовыми для строительства. Он с минуту постоял в дверях, слушая шорох и суету перепуганных мышей и разглядывая смотрящие на него со всех сторон изображения Корсовского. Затем он прошел к письменному столу в торце спальни. Доски под ним были мягкими и гнилыми, словно в любой момент могли подломиться.

Стол был заперт, но, чтобы открыть его, потребовались какие-то секунды. Достаточно было подвести под крышку нож и вскрыть его. Но там не было ничего из того, что его интересовало. Как бы то ни было, содержимое стола много рассказало ему о жизни старой крысы. Счета, чеки, обрывки расчетов и записей… Разбирая бумаги в столе, Барский услышал, как в соседней комнате обваливается штукатурка.

А у него все еще не было ничего, что могло бы ему помочь, ни слова о том, чем Крюков мог возыметь власть над Корсовским, чем он мог заставить столь могучего государственного деятеля трепетать перед короткой запиской и рисунком, который мог сделать даже ребенок. Человек, который, как сказал Берзиньш, нуждался в надежности и безопасности.

«Словно каждый комитет, где он заседает, каждый составленный им доклад придает ему уверенности…»

А вот здесь, по крайней мере, может быть нечто. Под письмами и записками типа «купил за семь, продал за десять» он нашел маленькую книжечку в кожаном переплете. Имя автора было замазано, но на корешке и обложке ясно стояло заглавие: «Краткая история Дьявола».

Барский раскрыл ее и вдруг напрягся, так как понял, что наконец напал на след. Текста в книге не было, так как Крюков осторожно вырезал и так же тщательно вшил свежие листы. Как и стены комнаты, страницы были заклеены вырезками из газет и журналов, но на этот раз то были не картинки, а тексты, полные записей о человеке, которого он собирался уничтожить.

Барский быстро пролистал эту книгу и с каждой страницей слышал, как шум пожара усиливался. Вырезки были подклеены без соблюдения хронологии и, повидимому, по группам. Одни были старыми и пожелтевшими, другие – явно новыми. Большинство ранних были фотокопиями с газет в библиотеках. Проглядев их, он увидел всю карьеру Корсовского:

– Назначение нового профессора… Заявление министра экономики…

Но примерно в середине книги появилось нечто, не имеющее ничего общего с Корсовским, как общественной фигурой. Три пожелтевших и сморщенных столбца с одним заголовком и датой. Барский вдруг припомнил слова самого Крюков:

«Цыганка родилась под Новый Год двадцать лет назад и в тот же день умерла».

Дата над столбцами была 29 декабря 1978 и заголовок гласил:

«Убийство на Новый год – детоубийца снова нанес удар. Милиция предупреждает, будьте бдительны».

Да, он был прав, когда так внимательно рассматривал фото Корсовского в кабинете Кравцова. Лицо этого человека предполагало какую-то личную трагедию, и вот эта трагедия смотрит на него с расстояния в двадцать лет. История была для него вполне ясной. В предпоследнюю ночь перед Новым годом во время сильного снегопада женщина везла коляску по оживленной улице и на секунду остановила ее, вспомнив про какую-то не купленную открытку или подарок и зашла в магазин, а коляска осталась одна на тротуаре и в ней находился младенец одного месяца от роду, сын местного высокопоставленного чиновника по имени Игорь Корсовский.

В это время кто-то мимоходом шел по улице и заглянул в коляску. Он, вероятно улыбнулся, запустил руку внутрь и приласкал дитя. Затем случайно глянув в витрину магазина, он вынул ребенка из коляски и пошел своим путем. Полагали, что на совести этого изверга уже имелись два убитых ребенка: девочка и мальчик.

Но и что же из этого? У Корсовского произошла вполне типичная личная трагедия. Его ребенок был убит маньяком. Печально, но каким образом это давало Крюкову власть над ним? Корсовский был объектом жалости, но не стыда. Еще одно падение штукатурки и прорыв дыма через коридор, Барский перевернул страницу и увидел единственную картинку в этой книжке. На ней карандашом была изображена женщина в длинном платье и такой же длинном платке на голове, у нее на руках был сверток, и несла она его так же как носят детей. Она собиралась сесть в автомобиль. Особенно тщательно был выписан номер автомобиля «19–78 мур».

«Иван Гостилин – виновен, но невменяем, – гласила очередная вырезка из газеты. – Суд сохранил жизнь убийце троих детей».

Держа книгу в смутном свете огня, Барский быстренько прочел копию судебного решения и в уме обобщил свои исследования. Все полностью изложено и, кажется, нет сомнений в виновности маньяка. Суд, было написано в решении, оставил маньяка в живых, поскольку тот был признан невменяемым и за действия свои не отвечающим.

Нет, здесь не было никакой тайны, но тем не менее теперь Барский читал более внимательно. Он должен был во всем быть уверенным. Несмотря на распространяющийся по коридору жар, он продолжал читать. Он читал свидетельство очевидца, который утверждал, что видел цыганку, увозившую коляску. Он прочел медицинское свидетельство и заявление в милицию, которую представлял некий следователь Вадим Буробин. Он начал читать свидетельство очевидца, который указывал против преступницы, и вдруг напрягся, увидев подшитый стандартный милицейский протокол допроса свидетеля. Вот оно, это связующее их звено. Вот, что говорило о том, что в этой истории есть нечто большее, чем мертвый ребенок и трагедия человека по имени Корсовский, а также свихнувшейся бедолаги.