Михаил Зубавин - Дело о кониуме

— Ну, — пожал плечами Френкель, — она кинулась к нему, а там столик стоит, слайды с него показывают, на нем кнопка есть свет выключать, их три всего, еще есть в президиуме и у дверей. Видимо, когда Башкирова схватила покойного, он развернулся, за выключатель задел. Свет погас… Крик, все вскочили, а когда лампы загорелись, видим, Муханов лежит, Башкирова над ним. Профессор Алешкин глянул, говорит — мертв. Мы поверили. Алешкин когда-то два года настоящим врачом работал.

Переднее с Френкелем уехали, а Ершов поплелся пешком домой. Стояли короткие декабрьские дни, и до цели Сергей добрался, когда серая дымка уже окутала землю. Сварив себе огромную лохань кофе, Ершов позвонил Нечаеву.

— Уже не чаял я дождаться вас, — ответил старик.

— Вести, к сожалению, плохие. Дело еще идет, но, видно, вы правы были.

— Я чаял беду. Я давно в технике. Это у вас были съезды и решения, а у меня поколения моторов. И все понятно, каждое следующее поколение лучше предыдущего, не то, что у людей. Мой сын Паша, дед покойного — как его сверстники безоглядно смелы были и не понимали ничего: до разрухи, в нормальной стране они не жили и верили во все, что будет лучше, лучше, лучше, а потом их всех в войну перебили и перекалечили. Следующие родились потише и жцвут теперь припеваючи. Снова смельчаки пошли, как мой Пашка, как оба Пашки. И их всех перебьют, не так, так этак опять в войну втянут. Но вы доведите все до конца. Тем первым мы глаза вовремя не открыли, думали, все с возрастом придет, сами поймут, да и боялись — за них, за себя — считали, идет всякая чепуха, но ведь не гражданская война. Сережа, узнайте правду до конца.

Положив трубку, Ершов раздумывал — не позвонить ли и прабабке Павла, но не хотелось лишать старуху надежды, расстраивать. Как вдруг телефон зазвонил сам, рык Иерихона сотрясал динамик:

— Подкатывай, старик, срочно, менты уже едут. Я тут у Башкировой двух громил повязал.

Стайка милицейских машин и «Скорая» приткнулись к подъезду. Темная лестница освещалась лишь светом, вырывающимся из полуоткрытых дверей, и была заполнена шумно переговаривающимися возбужденными жильцами. Из квартиры Башкировой санитары выносили на носилках бесчувственное тело с перевязанной головой. В прихожей, лежа ничком, хрипел другой. Сновали милиционеры в форме, тут же со свечой в одной руке и с платком в другой стоял Переднее. Электричество не работало. Завидя Ершова, инспектор ухмыльнулся:

— Герой на кухне, проходи.

Прихожая в квартире была с пятачок, кухня примыкала прямо к входной двери. Там перед свечой сидел счастливо улыбающийся профессор Быченко, зажимая в правой ладони чашку, а в левой — пирожное.

— Заходи, пижон, заходи.

Профессор Башкирова, прислонившись к стене, молчала.

— Что случилось? — приземлившись на стул, спросил Ершов.

— Молодость вспомнил. — Иерихон чмокнул губами. — Я под утро подремать лег, сморило меня, и так прилично соснул. Потом Татьяна Семеновна сварила кофе, напекла всего, мы с ней побеседовали, женщина она интересная.

— Ага, — поддакнул Ершов, а про себя подумал: «Тебе все, кто болтать самому не мешают, — интересные».

— Стемнело уже, — продолжил Иерихон, поглощая пирожное. — Тут в дверь звонок. Татьяна Семеновна пошла открывать. Вдруг треск, удар, крик и двое при ножах, но я же старый морской пехотинец.

— Вы и там побывать успели?

— Конечно, ты разве не знал? После того, как фрицы наш катер подбили, я полгода их по берегу гонял. Так слушай дальше, я, как этих увидел, как чайник с кипятком хватану и в пробки — бах! Свету кранты, кипяток им на голову, а я как заору: «Ложись!» Да как схвативал утюг за шнур и по головам им: чмок! чмок!

— Чмокнули что надо, — бесшумно появившийся из-за спины Ершова Переднее вздохнул. — Доктор говорит, что если они и выживут, то раньше, чем недели через две, их не допросишь.

— А я не разведчик, не приходилось мне языков брать, — сказал Быченко и стукнул кулаком по столу. — Наше дело — врага уничтожить, сметать, гнать, топить. Черноморский флот — это вам не… собачий.

Переднее обратился к Ершову:

— На сегодня у меня допросы, а у вас?

— Наверно, все.

— Забирайте тогда героя, сюда я свою охрану приставлю. А завтра приглашаю вас на пятнадцатый километр бетонки. Мы к рассвету там должны уже быть. Захватить вас?

— Профессор Быченко ходит лишь на своем катере и под флагманским флагом, — не унимался Иерихон. — Я и пижона завтра привезу.

И верно, следующим утром Иерихон Быченко приехал к Ершову на своем купленном еще при застое и два раза битом «Запорожце».

По дороге разговорились.

— Зря они убили парня, зря, — вздохнул Быченко. — Да и он шумел напрасно. За эту неделю все переменилось. Облздравы победили кафедры, теперь ранги врачам вешать начнут не за диссертации, а за категории. В другое место взятки потекут.

— Но я до сих пор не верю, что дело заключается в ваших чертовых степенях, — возразил Ершов. — Не то! Кого ваши кандидатские могли волновать? Людей мягких, неприхотливых, законопослушных. Сейчас, когда и на высший ваш ранг позволительно лишь впроголодь существовать, убить из-за такой мелочи мог лишь озверевший сумасшедший.

— Глупый ты. Наоборот, богатый тысячу в карты проиграет, а нищий — за сотню удавит.

— Не верю, не верю и все. И потом, зачем-то его добивали… Зачем? И свет на ученом совете как-то странно погас. Почему?

Когда Иерихон причалил, милиция уже работала. Переднее в форме стоял на краю мостовой с неизвестным майором, а по дну оврага бродили Френкель с сопровождающими.

— Ну как? — поинтересовался Ершов.

— Всю ночь не спал. Топят с Аратюновым друг друга. У этого тот за рулем сидел, у того — этот.

— А здесь что? — указал рукой вниз Ершов.

— Пока ноль, хотя копаются уже с полчаса. — Переднее шмыгнул носом и достал сигарету. — Эй! — крикнул он вниз. — Выводи Френкеля, сейчас второго прикатят.

Вскоре прибыла еще одна машина, на которой привезли горбоносого кудрявого брюнета Аратюнова.

— Показывай, — приказал Переднее, и конвоируемый Аратюнов начал спускаться в овраг.

Когда они остановились, Переднев присвистнул.

— Вот черт, к тому же месту вышли, а там ничего. — Подумав, он гаркнул в овраг: — Выводи! Ну что, майор, можешь этих забирать, а я еще поищу.

Подследственных увезли, а милиционеры стали копать снег в овраге, тыкать в него прутьями. Тело не находилось, Ершов с Быченко залезли в «Запорожец» и молча в нем сидели. Быченко просто не хотел смотреть на мертвеца, а Ершову стало страшно. Умом он давно знал, что Муханов убит, но пока трупа нет, всегда можно надеяться на «вдруг»… Сам же Сергей может потому-то и вляпывался в подобные дела, что слишком священно относился к дарованному человеку чуду — к жизни.