Лесли Чартерс - Вендетта для Святого. Тихо как тень. Этрусская сеть

— Оргии? — профессор Бронзини выскочил из-за их спин, как дельфин из прибоя. — Ложь! Ложь, вымышленная греческим сплетником Теолюмпом и распространяемая римлянами, чтобы очернить этрусков. Ваши бокалы пусты, синьоры. Нужно пить!

Он опять хлопнул в ладоши, и сквозь толпу к ним протиснулся юноша. Профессор исчез так же внезапно, как и появился.

— Откуда, черт возьми, он берет столько слуг? — спросил Брук.

— Они ему поклоняются.

— Не преувеличивай, — поморщилась жена.

— Я не буквально. У него обширные земельные угодья в Волатерра, и деревенские юноши приходят услужить ему. Видно, им это нравится.

— Ах, так, — Брук задумался уже о другом: что делать с вином.

Понятия не имел, как долго затянется эта стадия приема, и перспектива принять полдюжины бокалов вина еще до ужина его не слишком привлекала. В цивилизованном обществе в прихожей стояло бы несколько столиков, куда можно поставить недопитый бокал, прежде чем принять следующий. Здешняя обстановка, однако, не позволяла применить такую тактику.

Незаметно направившись к выходу в зимний сад и выплеснув свой бокал в горшок с невероятно корявым и невероятно колючим кактусом, он вдруг услышал за спиной тихий смех.

Быстро обернувшись, увидел молодого человека, в упор глядевшего на него. Даже в полумраке лицо его привлекало внимание. Вытянутый острый англосаксонский профиль, принесенный в Северную Италию крестоносцами и сохранившийся в веках, контрастировал с простыми и невыразительными чертами черноволосых местных парней. Черты молодого человека были не только правильными, но и невероятно красивыми, он был похож на юного бога, решившего спуститься с Олимпа порезвиться с ланями и сатирами. Иллюзию разрушал современный флорентийский диалект.

— Я не удивлен, — сказал незнакомец. — Тоже предпочел бы «мартини», но, к несчастью, в пятом веке до нашей эры «мартини» еще не существовало. Кстати, я Меркурио, сын хозяина дома. Приемный сын.

— Я — Брук. Заменил в галерее Уилфорда Хасси.

— Да, я слышал, он решил заняться славным прошлым инков. Раз уж вы здесь, не хотите заглянуть в святую святых? Старик, вероятно, потом все равно поведет вас туда.

— Спасибо. Если полагаете, что ваш отец не будет против…

Через зимний сад они спустились к низким дверям.

— Осторожно, голову… — предупредил Меркурио. — Это должно напоминать гробницу. Мрачноватая идея, но вполне в стиле старика.

Достав ключ, он открыл тяжелые дубовые двери. Распахнулись они легко и беззвучно, что говорило о мастерской ручной работе. Меркурио нащупал выключатель.

Комната была разделена на две части аркой, пол вымощен плоскими камнями, стены из голого кирпича. Во всю длину одной стены тянулась каменная скамья, идущая к другому концу подземелья и продолжающаяся вдоль короткой задней стены.

— Сюда кладут мертвых, — сказал Меркурио.

Другую длинную стену занимали полки различной глубины, на которых была выставлена удивительная коллекция предметов: терракотовые вазы, большие кувшины со звериными мордами гидрии, кратеры — чаши для вина, фигурки людей и зверей, бронзовые статуэтки нагих атлетов и многорожковые канделябры, печати, масляные светильники, замки и ключи, горшки и миски, зеркала из полированной бронзы и несметное множество украшений — булавок, брошек, браслетов, сережек и перстней из филиграни и кованого золота, украшенных дорогими камнями.

Скрытое освещение подавало все это в наилучшем виде.

— Нечто среднее между похоронной конторой и музеем, сказал Меркурио. — Вы в этом барахле разбираетесь?

— Немного, — ответил Брук. Больше всего заинтересовала его терракотовая фигурка. Без детального осмотра, который сейчас был невозможен, нельзя было сказать, настоящие ли это этрусские находки или очень удачные копии.

— Вот это всегда приводит меня в отчаяние. — Улыбаясь, Меркурио показал на маленькое бронзовое кадило. Оно было сделано в форме танцующего юноши, совершенно нагого, если не считать кожаных сапожек до середины икр. — Это я.

— Ах, так, — сказал Брук. — Остальное — тоже современные копии?

— Некоторые — да, некоторые — нет. Полагаю, большинство сосудов — настоящие. Их и подделывать не стоит, вам не кажется? Они такие уродливые.

Брук ничего не ответил. Ему очень хотелось попасть сюда на часок, с хорошим освещением и сильной лупой в руке.

— Здесь действует правило «руками не трогать»?

— Ну, если ничего не уроните… Старик высокого мнения обо всем этом барахле, словно хочет забрать все с собой на тот свет.

— Он хочет, чтобы его похоронили здесь?

— Вот именно. Набальзамировать и уложить вон туда…

— Власти это позволят?

— Понятия не имею. Но раз бедняга предстанет перед Господом, что он сможет сделать, если его отнесут на погост как простого смертного?

Брук не знал, что ответить. Полагал, что Меркурио, обязанный профессору всем, чего добился в жизни, мог бы говорить о нем с большим уважением.

Меркурио смотрел на него со странным блеском в темных глазах. Бруку он кого-то напомнил, мелькнуло что-то, не слишком определенное.

— Что, я вам не нравлюсь? Я никому не нравлюсь, — заметил тот. — Если хотите что-то осмотреть, поторопитесь. Вряд ли вам повезет еще раз.

Брук пригляделся к черно-лаковой амфоре. Он был почти уверен, что видел такую же в античных собраниях в Берлине или в Метрополитен-музее в Нью-Йорке. Сюжет, которым была расписана вся нижняя часть, изображала львов, терзающих оленя, и изобиловал жестокими деталями, которые так любили этруски. Когти одного льва кромсали олений глаз, другой глубоко вонзил клыки в круп и рвал живое тело.

Брук протянул к амфоре руку, но тут низкой голос произнес у него за спиной:

— Меня послали сказать, что ужин подан.

Это был гигант-привратник, отворявший им двери, с массивным флегматичным лицом и фигурой атлета.

— Ладно, Артуро, мы придем, когда закончим.

— Ваш отец приказал мне привести вас. Все остальные гости уже за столом.

На миг показалось, что юноша взорвется, но потом тот сказал:

— Лучше пойдем. Старик нетерпим, если речь идет о еде. — И торопливо вышел.

Артуро придерживал двери, пока они оба не вышли, потом выключил свет и запер дверь. Слышен был щелчок замка.

Брук готов был к тому, что есть придется лежа, но в зимнем саду стоял нормально накрытый стол. Солидные кресла, мягкие и удобные. Гости, большинство из которых простояли почти два часа, обрадованно расселись. Но этрусские обычаи нарушены не были: подавать еду не торопились. Только блюда с орехами и маслинами да чаши с вином неустанно пополнялись.

Вокруг стола сидели две дюжины гостей. Брук оказался неподалеку от хозяина, отделенный от него только женой доктора Сольферини. Напротив сидел молодой человек, лицо которого казалось ему знакомым. Тот представился: