Михаил Попов - Давай поговорим! Клетка. Собака — враг человека

Денис выпустил дым и стал наблюдать за ним, как бы пытаясь извлечь немедленную пользу из этих наблюдений.

— Да, пожалуй, дело окончательно погибло, если один из главных членов экипажа стал размышлять подобным образом.

— Но, — Денис резким движением переменил позу на пристойную, — по старой памяти, ведь когда-то мы… ведь ты поможешь мне с этим таксопарком. Не ради заработка. Ради денег я не стал бы тебя просить.

— А ради чего?

— Понимаешь, я взял у них большой аванс и весь… А обмануть их нельзя. Раньше я практиковал такие вещи, я всегда чувствовал, у кого можно взять деньги, а заказ не выполнить. У некоторых я не только аванс получал, но и всю сумму, угрожая, что сообщу о подлых замыслах хозяину пса. Но это не тот случай. Я повел себя неосторожно, таксисты при большом желании могут меня вычислить.

— В собак я стрелять больше не буду.

— А в людей?

— Каких еще людей?

— В меня, например. Я из людей происхожу, и ты в меня стреляешь сейчас.

— Демагогия.

— Нет. И я тебе докажу.

— Не успеешь. Кто-то приехал.

Денис вскочил с кресла, подбежал к окну, осторожно выглянул и мстительно захихикал.

— Угадай, кто.

— Она? — встрепенувшись, стал подниматься Руслан. Ему пришла в голову совершенно безумная мысль: Лариса вернулась. Впрочем, ему самому эта мысль не казалась безумной.

— Она, она, маманя твоя, — забычковав сигарету, Денис бросил окурок в сторону камина.

Громыхнули одна за другой две двери, и через секунду в помещении стало тесно. Огромная, норковая, пахнущая Францией гора возвысилась над остатками вчерашнего гулевания и бессильным телом сына.

— Где он? — спросила Ольга Даниловна голосом, в котором не было ничего материнского, а только оскорбленное женское.

Руслан ждал других вопросов и поэтому не смог ответить сразу.

Ольга Даниловна, не дожидаясь его ответа, стала подниматься по лестнице, громко топая ногами, словно стараясь произвести впечатление каменной гостьи.

Денис, воспользовавшись тем, что не был всерьез замечен, подмигнул другу и выскользнул вон. Он понял, что Ольга Даниловна имеет в виду своего мужа, и это его устраивало.

Хозяйка дачи обнаружила на втором этаже явные следы полового преступления и кинулась вниз. Стоя на верхней ступеньке лестницы (кто только не стоял на ней за последние сутки), она надрывно повторила вопрос.

— Где он?

На этот раз Руслан собрался с силами.

— Кто?

— Твой папочка родной, милый и невинный.

— Я не знаю.

— Почуял, подлец, и сбежал. Всегда, он всегда чувствовал, когда я приближаюсь, поэтому я не могла его застукать с поличным. Ни разу, ни разу! Павиан. И после этого он будет всерьез утверждать, что у него ничего! никогда! ни с кем!

Произнося эту речь, Ольга Даниловна спускалась по лестнице, когда она оказалась внизу, то попала в объятия приступа удушья.

Воспользовавшись этим, Руслан сказал чистую правду.

— Папы здесь не было.

— Не было?

— Не было.

— А это все что? — жест в сторону загаженного стола, жест в сторону комнаты с растерзанной кроватью.

— Это мы с Денисом проституток приглашали.

Ольга Даниловна задумалась, печально с вершин роста и возраста глядя на единственного сына.

— Скажи мне, Руслан…

— Да, мама.

— Зачем ты его все время выгораживаешь?

— Я его не выгораживаю.

— Что я тебе сделала плохого? Ведь я твоя мать. Надо мной издеваются, об меня вытирают ноги, а ты?! Ты, мой сын, не только позволяешь это делать, ты помогаешь!

— Мама.

Ольга Даниловна развернулась и пошла к выходу. Снова два раза громыхнули двери.

Настала тишина.

— Здравствуй, Сажа.

— Это кто?

— Никита.

— А, ну здорово, здорово. Ты откуда звонишь?

— Да все оттуда. Из Москвы.

— И как дела? Чего надо?

— Ты мне денег обещал. Помнишь?

— Не обещал, предлагал. Ты отказался.

— Теперь не отказываюсь.

— Сколько?

— Я заработал, но не могу взять.

— Почему?

— Деньги лежат в тумбочке.

— В чужой?

— Да. И квартира чужая, где стоит тумбочка.

— Говори адрес.

— Адреса нет. До востребования.

— Ладно. Отправлю сегодня.

— Отправь.

— Больше ничего не хочешь сказать?

— Больше нечего. Деньги отдам.

— Попробовал бы не отдать.

— Я знаю.

— Твой отец при смерти. Сердце.

— Откуда ты знаешь?

— То есть как откуда? Был у него в больнице.

— А, ты про Тетеркина. Но он не мой отец. Он был отчим, теперь никто.

— Почему никто?

— Мать умерла, он мне стал никем.

— Послушай, мне, конечно, плевать, но вот я тебе скажу.

— Монета упала.

— Что?

— Последняя монета.

— Перезвони мне. Есть о чем побазарить.

— Денег нет.

Камин почти прогорел, стихло угрожающее гудение, на дне каменной пещеры гора разноцветных молчаливых камней. Тихое, теплое дыхание исходит от них. Два кресла повернуты к этому зрелищу. Меж ними стол, сервированный с мальчишеской тщательностью. В креслах те, кто несколькими днями раньше позировал луне в комнате на втором этаже.

Беседуют.

Давно.

— Вот так, — говорит носительница толстой недлинной косы Лариса; Лариса с удлиненным лицом и чуть раскосыми глазами; Лариса, поставившая острый локоть на подлокотник и только что бросившая до основания выкуренную сигаретную пачку в раскаленную шахту. Этот жест обозначает, что больше говорить не о чем.

И незачем.

Можно задать последний вопрос, возвращаясь с его помощью на привычную профессиональную почву.

— Поднимемся напоследок наверх?

Руслан не отвечает. Он задал сегодня очень много вопросов, ему трудно перестроиться и стать отвечающим.

Он сидит в кресле, вытянув ноги к огню, на который он очень рассчитывал, затевая сегодняшнее дело. Он кажется слишком узким для этого кресла. Лариса, глядя на него, видит, как мало места он занимает в жизни, и это рождает в ней снисходительную скуку. К тому же она на работе. Всеми своими жалобными ухищрениями вдумчивый мальчик Руслан не смог перетащить ее на нейтральную территорию. Она не в гостях у него сейчас, она на выезде, и с этим ничего нельзя поделать.

— Слышь, время идет. Если не хочешь подниматься, давай я здесь что-нибудь придумаю.

— Ты так и не ответила мне.

— Хватит об этом, я уже устала. Ей-богу, в прошлый раз было легче. Лучше четыре часа в постели, чем два на допросе.

— Зачем ты занимаешься этим?

Лариса закусила верхнюю губу и раздраженно повела плечами. В отличие от большинства своих соратниц, она не любила говорунов, тех, кто выписывает девочек для того, чтобы напоить, накормить и побеседовать по душам. Работа проститутки — это труд тяжелый и в основном физический, и всякий, кто подползает с серьезными разговорами, особенно морализаторского плана, подобен тому гаду, что пристает к грузчику с мешком на горбу с расспросами о том, почему он не идет учиться.