Михаил Попов - Давай поговорим! Клетка. Собака — враг человека

Но в данной ситуации, налив безумием глаза, вздыбив все запасы шерсти, набрав полную пасть бешенства, он мог напугать кого угодно. Тем более уже отчасти покусанного Дениса.

Жуткие видения иногда обращают в бегство, иногда, наоборот, лишают способности к движению. Руслан покраснел и готов был бежать дальше и чувствовал, что способен убежать, а Денис, в другое время бесконечно превосходивший друга подвижностью, сейчас побледнел и окаменел. Отчаянно оглядывался на шахматистов и вновь возвращался к заячьему созерцанию мохнатого удава.

— Диня, Диня! — дергал его за рукав Руслан, уже уверенный в том, что ничего изменить нельзя. Сейчас этот подойдет и разорвет их в клочья.

Но Дениса спасли его сообразительность и изобретательность. В два шага — кирпич, лавка — вспрыгнул он на ближайший шахматный стол, навязав своими кроссовками досрочную ничью играющим дедкам. Два одинаково очкастых и возмущенных любителя ничего не успели сказать, потому что на край стола рухнула бешеная собачья голова и судорожно защелкала оскаленными челюстями. Шахматисты, перебирая ладонями по лавкам, ретировались на полусогнутых, и лишь отбежав, стали что-то кричать, тыча руками в сторону приплясывающего на шахматной доске парня и пса, который кружил вокруг него на задних лапах, передними царапая железо и заливая его обильною пеной.

Сообразив, что до Дениса ему не добраться, пес захлопнул пасть и огляделся.

Первым отреагировал на это движение Руслан, он запрыгнул на ближайший к нему стол и стал моститься на его середине, топча только что пойманную «рыбу». Многие правильно оценили такой способ борьбы с собачьим бешенством. Не столько кряхтя, сколько матерясь, стали забираться на лавки, а с них на столы.

Шахматная мысль в считанные секунды повысила свой уровень.

Тяжеловесы и ветераны затрусили к зданию шахматного клуба.

Когда подъехал милицейский «мерседес», глазам двух старлеев предстала картина, достойная хорошего фотохудожника. Полсотни мужиков по одному, по два стоят на одноногих железных подставках, испуганно переговариваясь, а меж ними бродит собака, выглядящая безумно, но победоносно.

Пора было засыпать могилу. Никита поднял ком земли и бросил вниз, тот с укромным грохотом разбился о крышку гроба. Рядом бесшумно осыпалась струйка песка, выпущенная рукой отчима. Это послужило сигналом копачам. Три лопаты одновременно впились в кучу серой небогатой земли. Начался искусственный обвал.

Никита развернулся и, ни на кого не глядя, пошел вон с кладбища. В этот яркий августовский день оно напоминало выставку цветов перед самым открытием.

Тихо, тепло, небо синее самого себя. Птахи в кронах древесных; невидимые, но старательные. Смерть делается как бы менее заметной.

Уверенно петляя по узкой тропинке меж могильными оградами, Никита быстро приближался к кладбищенским воротам. В тот момент, когда он решительно проходил под покосившейся перекладиной, Василий Андреевич Тетеркин, муж только что упокоенной Агафьи Тихоновны Добрыниной, с тихим воем повалился на земляной холмик и уткнулся в него лицом.

Сотрудницы районной библиотеки, сослуживицы Агафьи Тихоновны, поддерживавшие старика во время церемонии, молча стояли у него за спиной.

Никита быстро шел по плавно изгибающейся улочке в тихой липовой тени. Мимо двухэтажных домов — первый этаж оштукатурен и побелен, второй деревянный. Мимо вросшего в землю старинного здания, которое хотелось назвать лабазом.

Мимо маленького пустыря, напоминающего парад парусного флота из-за вечно развешанного здесь белья. Мимо церкви, загаженной и полуразрушенной, но с уже воздвигнутым на куполе крестом. Никита каждый раз, проходя мимо и прочитав на темной металлической табличке, как она называется, давал себе слово запомнить название, но так и не смог. Осталось в памяти только то, что она охраняется государством.

Может быть, это случалось потому, что сразу за церковью ему нужно было поворачивать направо. Там начинался старый уездный сад. Заброшенный, запущенный, но ни у одного начальника так и не поднялась рука вырубить выродившиеся груши и яблони. Непонятно, что тут можно было устроить взамен. Как все места, что не нужны взрослым, сад стал достоянием молодежи. Здесь теряли невинность все Калиновские девушки, здесь же происходили основные драки.

В глубине сада стояло одноэтажное здание из красного кирпича, до подоконника заросшее лопухами. Здание механических мастерских здешнего сельхозтехникума. Почему-то техникум бежал отсюда, бросив многочисленные железки. Сам собою образовался в сердце сада атлетический клуб, кузница бандитских кадров для всей среднерусской возвышенности. Был момент, когда местные администраторы, осознав размеры явления, попытались наложить запрет на культуристские увеселения, но встретили такое сопротивление, что наложили в штаны. С тем, что нельзя победить, приходится сосуществовать — в таком латинском стиле выразился мэр города и вскоре умер. Следующий на эту тему вообще предпочитал не говорить.

Никита толкнул входную дверь.

Притворявшийся спящим верзила в кресле у входа приоткрыл глаз, но не пошевелился.

Никита миновал предбанник и вошел в тренировочный зал.

Надо заметить, что Калиновские качки, захватив мехмастерские, не отнеслись пренебрежительно к брошенному здесь оборудованию, не стали вышвыривать его на свалку. Наоборот. Проявляя свойственную нашему народу смекалку, они почти все преданное техникумом железо превратили в нечто полезное для тела и времяпрепровождения.

Стоя в дверях, Никита наблюдал, как, поблескивая, вертелись коленчатые валы, неутомимо вращались втулки.

Он подошел к формовочному прессу, с помощью которого черноволосый, сосредоточенный богатырь выполнял движения столь замысловатые, что, существуй на свете общество охраны станков, оно имело бы все основания для вмешательства.

— Слышь, Сажа, — сказал Никита.

Сажа был главный здесь, в мастерских, и, стало быть, в саду, отчего сын библиотекарши дал ему свою кличку: Маркиз де Сад.

Упражняющийся неохотно оторвался от снаряда, промокнул махровыми напульсниками густые как липучка брови. Не торопясь осмотрел Никиту, словно вспоминая все, за что тот должен быть ему благодарен.

— Похоронил?

Никита кивнул.

— Уезжаешь?

Снова Никита кивнул.

— Скажи Рамизу, что я велел дать тебе денег.

— Не надо.

Сажа еще раз промокнул брови.

— Как хочешь, — равнодушно сказал бандит, после чего опять сцепился с прессом.

Никита покинул зал. Примерно таким же извилистым путем, которым давеча покинул кладбище. Трудно было что-то определить по его внешнему виду, но на самом деле он был удовлетворен беседою с начальством.