Кирилл Павлов - Импортный свидетель [Сборник]

— Мне не в чем признаваться. Я служил науке, которая была в застое, — цинично заявил Глотов.

— Вы убивали людей…

— Это нельзя назвать убийством, ведь только тех, кто этого сам хотел.

— Не понял.

— Мы брали тех, в глазах которых читали отчаяние: самоубийц, одиноких, находили их возле дома престарелых, на набережных ночью, около инвалидных домов.

— Вы понимаете, что вы говорите, Глотов? — рассвирепел Нестеров — Кстати, а почему вы не убили Роксану?

— По двум причинам. Ваня Мирский решился на эксперимент. Она, по-моему, и по сей день танцует. А второе, когда мы привезли ее в лабораторию, ее узнал один из наших, в детстве с ней учился, что ли. Но теперь его нет на свете, так что вам придется мне поверить…

— Скажите, вы когда-нибудь жалели о чем-нибудь? — спросил полковника милиции Нестерова Джоджон Авзуров, когда обоих поразило странное расположение звезд в этом чужом небе.

— Да, жалел. Жалел, что я не Господь Бог и потому не знаю: гуманно ли пришить девушке ногу, забрав ее у другой? Гуманно ли создавать банк органов, взятых у погибших, и создавать очередь ждущих чьей-то смерти, потому что только после смерти кого-то они получат чужие глаза, сердце, печень, почки, кости, мозг. Поэтому вы сами мне скажите, не как юрист, я сам юрист: что делать с Мирским — расстреливать или ставить во главе клиники?

— Я совершенно запутался в вашем рассказе, — сказал Джоджон, — ведь преступление раскрыто.

— Раскрыт один эпизод этого преступления. А чтобы мы могли раскрыть его до конца, установить международные связи преступников — поставщиков человеческих органов, мы должны найти свидетеля.

— Он за границей?

— Да, и этот свидетель — женщина.

— А мы вдвоем будем его искать?

— Но СССР еще не член Интерпола. Поэтому пока вдвоем.

— Официального предложения вступить в Интерпол мы не получали, — веско сказал Нестеров Авзурову, на секунду отвлекшись от разглядывания созвездия Южный Крест. Но знаем, что по неофициальным каналам его представители интересовались, как бы мы отнеслись к тому, чтобы стать членом этой организации. Вы, конечно, знаете, что Международная организация уголовной полиции действует с сорок шестого года и объединяет сто пятьдесят стран. По тем же каналам мы пока ответили отказом. И знаете, почему?

Вступление в Интерпол, как считает наше с вами начальство, ни в коей мере не повлияет на борьбу с преступностью у нас в стране. Дело в том, что согласно уставу Интерпол всего лишь центральная инстанция, а не полицейская служба, занимающаяся конкретными делами. Сотрудники пополняют компьютеризованную картотеку разыскиваемых лиц, которая насчитывает примерно три с половиной миллиона карточек на миллион восемьсот тысяч человек, и в случае необходимости пользуются ею. Там же имеется три миллиона сто двадцать шесть тысяч досье. Организация действует каждый раз по просьбе одной из стран-членов о розыске уголовного преступника, бежавшего за рубеж. Объем информации, которой располагает Интерпол, конечно, внушителен, но нам все эти досье не пригодятся, так как отечественные уголовники пока предпочитают скрываться от правосудия в пределах страны. А для возвращения «перебежчиков» мы можем использовать другие каналы — есть необходимые договоренности с правительствами и полициями других государств.

Есть и еще причина — весьма прозаическая, по которой мы пока не присоединяемся к этой организации. Интерпол существует за счет денежных взносов государств-членов. Наш ежегодный вклад составлял бы несколько миллионов швейцарских франков. Учитывая несомненную нехватку валюты в стране, мы приняли предварительное решение сотрудничать, но не входить пока в эту организацию.

— Конечно, валюта стране нужна, а нас тут с вами пока прихлопнут, — резюмировал Авзуров сообщение Нестерова. — Кстати, вашим рассказом про Интерпол вы совершенно заменили мне по степени точности информации того типа, который допекал вас рассказами об ОВИРе.

Нестеров принял намек к сведению.

— А теперь спать.

И братья по поискам справедливости, осторожно спустившись по трапу, отправились в свою каюту.

— Завтра расскажите мне про свидетеля, — засыпая, сказал Нестерову Авзуров и захрапел.

Вскоре заснул и Нестеров. И пока они спали в каюте без иллюминаторов, на море наступил рассвет. Он сначала затемнил море, а потом сделал его голубым.

С рассветом на палубе появились Нестеров с Авзуровым и, глядя на приближавшийся берег, продолжили свою беседу.

— А что рассказывает о себе та, которую мы должны найти и взять с собой на пароход?

— Кое-что о ней известно, и я вам об этом расскажу, — спокойно сказал Нестеров. — Наша героиня, как уже было сказано, Сима Бершадская. Она живет во Франции, в Марселе и Париже. То, что она живет в Марселе, дает основание предположить, что она часто и, может быть, с мужем выезжает в Италию. И поэтому мы, Джоджон, совершим наш круиз до конца: быть может, еще придется остановиться в Италии.

— Если, конечно, живы останемся, — весело заметил Авзуров.

— Да, — просто ответил Нестеров, — если останемся. Но надо делать дело. Так вот, от Симы, лишенной советского паспорта, почему — доскажу позже, пришло письмо, которое я видел собственными глазами. У меня его с собой нет, но вопрос ведь не в этом, я помню его и передам вам. Может, вам откроются какие-то детали, которые ускользнули от меня.

— Пожалуй, — согласился Джоджон.

— Итак, — сказал Нестеров, — родилась она в Москве, на Цветном бульваре, в одноэтажном домике. Отец ее — фронтовик, инвалид, полная грудь орденов, человек положительный, но не очень умный, потому что до сих пор не понял, что произошло с его дочерью. Я видел его, он провел жизнь свою в разного рода очередях: в собес, к нам, в ИТУ.

Джоджон кивнул, и это означало, что он понял: Сима была в колонии.

Нестеров продолжал рассказывать:

— Мать ее — работник торговли. Пахала, что называется, всю жизнь. Наверное, кое-что с этого имела, но не попадалась. Короче говоря, тянула на себе семью с двумя дочерьми. Вторая дочь, о ней ничего говорить не буду, с родителями и сестрой отношений не поддерживает с момента, когда Сима попала в колонию. Сама же она вышла замуж за какого-то парня из конструкторского бюро.

Как рассказывает Сима, а это я знаю из протокола допроса, но, видимо, там она говорила искренне, ее взрослая жизнь началась в шестнадцать лет, когда она вдруг оглянулась и обнаружила, что вечно нищая ее семья, несмотря на то что все трудятся, так и останется нищей, и жизнь очень просто может пройти мимо, и деньги будет иметь кто-то другой.

И тут явился его величество — случай!