Владимир Смирнов - Граф в законе. Изгой. Предсказание

— Помнится мне такая история. Бригада шахтеров попала в завал. Они знали, что скоро погибнут от нехватки воздуха, и стали исповедоваться, честно рассказывать все о себе, о любовных интригах, об отношении друг к другу… Но их спасли. И знаете, что произошло? Бригада распалась. Шахтеры не могли уже работать вместе, они возненавидели друг друга… Вот такая мне припомнилась история… Так что, давайте, Студент, и мы погасим свою любознательность. Будем держаться подальше, чтобы сохранить уважение. К чему омрачать подробностями наше доброе сотрудничество? Любое откровение обнажает в человеке звериные чувства. Я бы…

Но он не успел завершить фразу. В распахнувшуюся дверь вбежал вертлявый человек — ну точно сравнил Олег: обезьянка в очках.

— Сердечно, сердечно благодарю вас, Олег, что дали согласие на встречу… Это большая, большая честь для меня…

За ним выросли и стали по краям двери, широко расставив ноги, как эсэсовцы, двое круглорожих блатняг. Кепки, коричневые костюмы, сапоги гармошкой.

Обезьянка удобно устроилась в кресле. Словно не слыша его любезных слов, Олег повернулся к Студенту:

— Ну что они там, уснули? Напомните, пожалуйста, о квасе с хреном…

Студент размеренно, вроде бы недовольно направился к выходу. Он уже все продумал… Апперкот… Левому — левой, правому — правой…

Хрястнули в тишине зубы. Один из блатняг, стукнувшись головой о косяк, сполз на пол. Другой — левая сработала не совсем точно — отшатнулся, скривился от боли и, склонившись набок, вытянул из-за голенища нож… Пришлось снова работать правой… В солнечное сплетение…

Теперь лежали оба. Студент виновато повернулся к Олегу:

— Извините… Сразу не вышло…

— Ничего. Садитесь к столу.

Он позвонил в желтый колокольчик, стоящий возле раскрытой тетради.

Стремительно вбежал официант. Вытянулся, преданно ожидая заказа.

— Отнесите этих пьяниц в мою машину. Да проследите, чтобы они из нее не удрали…

Глаза обезьянки дрожали под толстыми стеклами.

— Это не по правилам, Олег… не по правилам… Мы же джентльмены…

— Ошибаетесь, дорогуша, вы лишь затасканная осьмушка джентльмена, обмылок человека… — Олег говорил сонно, лениво, как и прежде, обращаясь к кому-то в темном углу. — Дипломатической беседы у нас не будет… Где деньги?

— Вот они… — Обезьянка сдвинула тарелку, выставила на край стола кожаный чемоданчик. Щелкнули запоры, и Студент ахнул: полный, битком набитый деньгами! Столько он в жизни не видел…

Вероятно, Олег заметил его ошалелое лицо и, взяв из чемоданчика три пачки, бросил перед ним на стол. Банковские ленты обозначали сумму: «пять тысяч рублей». Пятнадцать тысяч! С ума сойти…

— Это ваши. Оденьтесь прилично, постригитесь у хорошего парикмахера, сходите в баню…

Студент не верил своим глазам, своим ушам… На такие деньги можно… но его восторженно-сумбурное воображение отключил сурово-властный вопрос Олега:

— А где же валюта?

Обезьянка в кресле уменьшилась вдвое.

— Валюты нет… Ее не было в сейфах…

— Откуда у вас такая патологическая жадность? — Олег примолк, ожидая ответа от того, невидимого, в темном углу, потом внезапно поднялся: — Едем к вам домой! Но если и там не откроется тайник с валютой, то… то вам известно, как карается обман…

Обезьянка в очках с трудом втиснулась на сиденье вместительной «Победы» рядом с двойниками-гориллами. Один из двойников безжизненно откинул голову к заднему окну машины. Студент даже перепугался, жив ли? Другой стонал, зажав рот и нос грязной пятерней, из-под которой на лацканы пиджака стекала кровь.

Сев за руль, Олег протянул Студенту пистолет.

— Не сводите с них глаз. Одно движение — стреляйте…

Долго бежала машина по вечерней Москве. И все это время Студент, крепко сжимая рукоятку пистолета, со смешанным чувством затаенного страха и сладостного всевластия грозно посматривал на трех притихших пленников.

Он насторожился, а минут через десять всерьез испугался, когда наконец осознал, что за ними неотступно мчится какая-то машина, часто ослепляя его броским светом фар.

— Нас преследуют, — стараясь придать своему тону равнодушие, прошептал он.

Олег усмехнулся.

— Неужели я похож на волка-одиночку? Гляньте, впереди тоже машина. Это наш эскорт.

На пустынной набережной, подрулив вплотную к бетонному парапету, Олег остановил машину.

— Вам не кажется, Студент, что уж очень сильно смердит? Будьте любезны, вон того, крайнего, передайте старику Нептуну. Ему надо освежиться…

Это было сказано так буднично и весомо, что Студент, как робот, вышел из машины, сунул пистолет в карман и, взвалив на плечо тяжелую гориллу, перебросил его через парапет. Шумный всплеск, быстрые круги волн и снова ленивая речная гладь.

Сзади словно коротко ударили палкой по жести. Студент обернулся: вторая горилла вывалилась на асфальт, распластав руки, только ноги были вверху, в машине.

— Туда же! — донесся усталый голос Олега.

И этого вода приняла жадным всплеском, поглотила, умиротворенно отогнав волны.

Обезьянка в очках дрожала, закрыв глаза, только повторяла жалобно:

— Не по правилам, Олег… Не по правилам…

В кривом переулке их уже ждали темные фигуры. Очкастую обезьянку вытянули из машины и почти на руках понесли к дверям каменного домика.

В богато обставленной заграничной мебелью комнате он грохнулся на колени, стал яростно отдирать лаковый плинтус. Из открывшейся щели вытянул бумажный сверток.

Олег принял сверток, слегка подбросил его на ладони, как бы взвешивая.

— Простите, но это тысячная доля того…

— Все! Это все!!! — рванулся истерический вопль снизу.

— Тише, дорогуша… — произнес Олег успокоительно, как доктор больному. — Нельзя же так крупно надувать своих партнеров… Это по меньшей мере безнравственно… Я должен принять суровые меры. Вы поймете меня, как юрист юриста: сила наказания не в жестокости, а в неотвратимости… — Он наклонился к стоящему рядом парню: — В санаторий его…

Они встретились спустя три дня на первом этаже двухэтажного дома за крепостными стенами Донского монастыря. Рабочая комната Олега походила на колхозную контору — ветхие стулья и потертый стол.

— Теперь я могу сказать, что Граф, как всегда, угадал: вы нам подходите. Одна просьба: о тех двоих, что с нашей помощью нырнули в реку, Графу ни слова. Он решительный противник мокрых дел…

Студент содрогнулся — до него снова донеслись тяжелые, глуховатые всплески воды. Тогда он действовал в горячем азарте, повинуясь спокойным приказам Олега, как советам всезнающего тренера. И ощущал привычное: нет жалости, нет сострадания к безжизненно распластанному в нокауте противнику, одно возбужденное ликование наполняет победителя.