Александр Щелоков - Переворот [сборник]

— Савелий Ефимович — это точно, — сказал дежурный, — а до отряда он служил в штабе округа. Инспектором.

Суриков улыбнулся. О командире отряда, оказывается, он знал больше, чем его нынешние подчиненные.

Перешагнув порог кабинета, Суриков вздохнул широко и свободно. Кондиционер, напряженно гудя, вырабатывал живительную прохладу. За столом, проглядывая какие-то бумаги, сидел подполковник в рубахе с короткими рукавами, с распахнутым воротом. На фоне окна его рыжие, подстриженные ежиком волосы светились, как нимб над головой христианского святого. Сомнений не оставалось — под началом этого офицера Суриков отстоял годы срочной службы на высокогорной заставе Сарболанд.

— Здравия желаю, товарищ подполковник, — произнес Суриков, лихим движением отдав честь. — Вы теперь такой большой начальник, что скорее всего меня не узнаете.

— Откуда? — спросил Мацепуро строго и вгляделся в посетителя пристально, чуть прищуриваясь.

— Сарболанд, — как пароль, произнес Суриков.

— Постой, постой, — сказал подполковник, не давая ему назваться. — Сейчас вспомню. Сейчас, — он улыбнулся и качнул головой, помогая себе думать. — Так, так… Все, вспомнил, Суриков. Если не ошибаюсь… Андрей. Верно?

— Точно, товарищ подполковник, — обрадованно воскликнул гость. — Ну и память!

— Не жалуюсь, — довольный собой, согласился подполковник. — Хотя скажу, нелегко вспомнить. Знаешь, сколько вас, молодых, через заставу прошло? Ого-го!

— Представляю. И все же узнали.

— Ты где сейчас, Суриков? Какими судьбами в наши края?

Суриков вытащил удостоверение и положил его на стол.

Мацепуро подвинул книжку к себе, внимательно прочитал текст, поглядел на фото, бросил взгляд на гостя, сверяясь. Потом закрыл корочки и оттолкнул по столу удостоверение владельцу.

— С тобой все ясно. Сыщик — это хорошо. Что зашел — спасибо. Не забыл, значит, заставу. А там после меня уже три Начальника сменилось. Растут ребята. Да и ты уже капитан. Молодец!

— Мне нужна помощь, Савелий Ефимович, — сказал Суриков и смущенно улыбнулся. — К кому еще, кроме вас, здесь идти?

— Что приключилось? Выкладывай.

— Приехал я без рекламы, а меня услужливо засветили. И сидят на пятках.

— Чем тебя здешние места привлекли? Если не секрет, конечно.

— Для вас не секрет. Наркотики.

— О, серьезное дело! Здесь этого добра хватает. Давно пора приглядеться. У меня к этому дерьму свой счет.

— Значит, поможете. Мне нужно нырнуть поглубже. Уйти с глаз.

— Кто же тебя так допек? — спросил Мацепуро.

— Будто нельзя угадать. Сам товарищ Бобосадыков.

— Так, — сказал Мацепуро жестко. — Моя милиция меня бережет.

— Что моя — это факт. А кого она здесь бережет, надо еще выяснить.

— Докладывай, что задумал.

— Сегодня вечером я скорым выезжаю в Ташкент. Так сказать, сугубо официально. Почетный караул. Оркестр. Провожающие лица…

— Бобосадыков? — спросил Мацепуро понимающе.

— Сам-то навряд ли, но без его людей не обойдется. Он у вас тут царь, бог и воинский начальник.

— А уезжать ты, как я понял, не собираешься?

— Надо уехать, чтобы остаться.

— Понял. Думаю, лучше всего сделать так. Ты сойдешь на ходу за разъездом Акбулак. К этому времени будет уже темно. Там справа канал. Растет густо джангиль. Рядом дорога. Тебя будет ждать мой «газон»…

— За разъездом трудно. Там поезд прет накатом. Удобнее до разъезда. На долгом подъеме.

— Если тебя будут контролировать, то до разъезда. Значит, исчезать из вагона на подъеме нельзя. На разъезде остановка две минуты. Твои контролеры там и сойдут. — Мацепуро насупил брови, размышляя. — Сделаем так. Старший погранотряда шепнет машинисту, и тот притормозит на полминуты. Тебе их хватит. Прыгать там мягко — песок.

— Это я сделаю. Мне важно, чтобы сам наряд шороху не наделал. Увидят, кто-то спрыгнул в погранзоне, сорвут стоп-кран, огонь откроют.

— Мои не откроют. От них и без огня не ускользнешь. А вот как тебе потом ускользнуть от Бобосадыкова — это уже сам решай.

— Машина ваша, к вам и приеду, — объяснил Суриков свой план. — Часов до двух побуду в отряде, а там уйду. Если не возражаете.

— Как тут возразишь, — заметил Мацепуро и тряхнул рыжей головой. — У тебя доброжелателей навалом. Звонил Эргашев, просил помочь, если обратишься. Будто ты сам не мог это сделать по-товарищески.

— Фу ты! — хлопнув в ладоши, сокрушенно сказал Суриков. — А я-то думал, вы меня в самом деле узнали!

Мацепуро расхохотался.

— Как тебя задело! Да, конечно, узнал. Думаешь, когда Эргашев звонил, он мне объяснял, что капитан хмилиции из Москвы — солдат с моей заставы? Это я все сам вычислил, когда разговор пошел.

— Ладно, поверю, — согласился Суриков. — А то чего доброго передумаете помогать.

— Врачу не помочь — преступление, — сказал Мацепуро серьезно. — А болезнь здешних мест надо лечить срочно. Прогнил организм власти. Прогнил начисто. Ткнешь, а внутри труха. Развалится все скоро к чертовой матери!

Не узнаю вас, Савелий Ефимович. Раньше на политзанятиях вы каменной скалой за систему стояли. Вам говорили — сельское хозяйство рушится, что вы нам отвечали? «Да, отдельные негативные явления есть, но не надо их обобщать. В целом наш народ, руководимый и вдохновляемый, ведомый и направляемый…» Так примерно, а?

— Понесло? — спросил Мацепуро отчужденно.

— Зачем же? Просто хотелось, чтобы вы теперь не утрачивали верного представления.

— Я, как видишь, не утрачиваю. И стою, на чем стоял. Стою твердо. Но вижу, что и где рушится. Вижу, что нет у нас власти дела, а только власть разговоров. Этого мне не запретишь? — и тут же, показывая свое нежелание продолжать, сказал: — Мой «газик» будет ждать тебя на спуске. Договорились?

Выйдя из здания штаба, Суриков сразу заметил Садека. Тот медленно прохаживался в густой тени платанов, росших над арыком, и явно его поджидал.

— Ты зачем тут? — спросил Суриков удивленно.

— Мало ли что, — ответил Вафадаров неопределенно. — Сейчас прямо к нам поедем. Отец тебя ждет. Прощание хочет устроить.

— Но я, — сказал Суриков растерянно, — далеко уезжать не собираюсь.

— Вот именно поэтому, — перебил его Садек. — Если Юсуф Вафадаров не устроит проводы, то даже зеленая бака — лягушка в хаузе Бобосадыкова не поверит, что гость уехал.

— Спасибо, — растроганно произнес Суриков.

— Спасибо потом, когда дело сделаем. А пока одна просьба. Будет разговор, не затрагивай войну. У отца это больное место. Все, что связано с войной, с наградами, его сильно расстраивает. А тут как назло вчера его друг-фронтовик умер. Особенно наград не касайся.

— Отца что, обошли? — опрометчиво спросил Суриков и сразу понял, что ляпнул нечто обидное, так враз помрачнело лицо Садека. Но ответил он спокойно, ничем не выдавая чувств: