Жорж Клотц - Доллары за убийство Долли [Сборник]

Он тогда ничего не ответил, протянул руку и взял чек. Тем же вечером вылетел самолетом компании «Алиталия», рейсом семьсот двенадцатым, в направлении Милана.

Через день Долли встретила Кена Роунса.

Жизненная установка Роунса была чрезвычайно проста, его вдохновляла единственная цель — стать очень богатым, а единственным козырем была физиономия, созданная для обложек женских иллюстрированных журналов.

При таком положении дел оставалось лишь дождаться подходящего знакомства, и оно не заставило себя ждать.

После нескольких не слишком щедрых женщин зрелого возраста, после попытки неудачного шантажа, которая чуть было не стоила ему шкуры, фортуна повернулась к Кену Роунсу лицом: однажды вечером он встретил в «Стар-Клубе» Долли Элфид. Он не переставал улыбаться и говорить в течение трех часов — и не пожалел о своих усилиях. На следующий же день они решили обручиться.

Долли сообщила об этом отцу. Тот вызвал двух субъектов, числившихся секретарями в дирекции его собственного небольшого предприятия в Кенсингтоне, и поручил им составить досье на Роунса.

Спустя двенадцать дней Кен Роунс умирал под кулаками Свена Крэнсона.

А до той поры Элфид успел ознакомиться со всеми собранными для него сведениями о женихе его дочери. Он изучил дело и поручил одному верному человеку положить конец подвигам профессионального соблазнителя, но не допуская никакой огласки.

Элфид часто рассматривал свою дочь как обузу: с того дня, как ей исполнилось шестнадцать лет, он должен был защищать ее от мужчин и от нее самой; тогда-то он и решил, что она не выйдет замуж, и добился своего. Он постоянно наблюдал за ней, но все же не смог предусмотреть, что какой-то бродяга убьет ее в их поместье в Дюранго. Его ненависть к Крэнсону усиливалась оттого, что он помешал его надзору, а не потому, что убил его дитя: в глубине души он прекрасно знал, что ненавидит Долли, и ее исчезновение мало трогало его.

Зазвонил телефон. Хотя звонок был слабый, он мгновенно проснулся.

— Алло?

Несколько мгновений тишины было достаточно, чтобы он услышал легкий щелчок, — телефон был подключен к прослушивающему пульту. Если это Бэнсфилд и если он назначит ему свидание, Старк будет там раньше. Дело рискует провалиться, Крэнсон сбежит еще раз.

Он успокоился, услышав женский голос, льющийся как жидкое стекло: голос Дианы, его секретарши.

— Мистер Элфид?

— Он самый, что случилось, Диана?

— Мне сейчас позвонили, просили срочно передать, речь идет о…

— Я знаю, — прервал ее Элфид, — это сообщение Торнтона о курсе акций на Уолл-стрит, я думаю, это довольно серьезно, не могли бы вы прийти как можно быстрее?

— В бюро?

— Дело потребует много времени, нужно действовать очень быстро, чтобы принять загодя все необходимые меры. Не могли бы вы зайти ко мне?

— Ну… конечно же, мистер Элфид.

— Я жду вас, Диана.

Он положил трубку и встал. Надел домашний халат, налил воды в умывальник и долго тер лицо, затем направился к бару, встроенному в стену, и приготовил два мартини, оба для Дианы, так как сам он не пил. Когда раздался звонок в дверь, он пересек пустынные комнаты и пошел открывать. Вид у нее был довольно свежий для девицы, которую полчаса назад вытащили из постели. Она надушилась слишком сильно, и он слегка отстранился от нее.

Она прошла вслед за ним через холл и взяла стакан, который он ей протянул.

— Это был Бэнсфилд?

Она пригубила мартини и кивнула головой.

— Что он сказал?

— Сегодня в 23.30 в Бартл-Бэй, перекресток трех дорог, деньги наличными в дорожной сумке.

Элфид быстро прикинул: это глухой уголок в горах, километрах в 180 от города по направлению к Скалистым горам. У него будет день, чтобы оторваться от полиции и приехать на свидание.

Слава богу, что этот Бэнсфилд оказался таким ловким малым: не всякий догадался бы позвонить сначала секретарше. В любом случае это доказывает, что он хорошо осведомлен о его служащих.

Туман был настолько густой, что из телефонной будки он не видел машину. Последние километры они ехали со скоростью двадцать пять миль в час и, по всей видимости, должны были находиться в пригороде. Он вернулся к «плимуту» и изнанкой рукава протер заднее стекло: Крэнсон лежал под одеялом, подогнув ноги, с закрытыми глазами. Возле носа пролегли складки, которые придавали мясистому лицу шведа почти аристократическое выражение. Несколько мгновений Райнер разглядывал землистую его физиономию, затем вернулся на свое место у руля.

Надо ждать, пока туман рассеется; ехать невозможно, вокруг сплошная вата, белая, плотная, она закрыла весь пейзаж.

Если за два часа не прояснится, Крэнсон умрет.

Осталось проехать еще миль сто; сегодня суббота, и Казаван, должно быть, в своем бунгало пропалывает и подрезает свои растения. Райнер откинулся на сиденье и закурил «Блю Рибон». Время от времени Крэнсон стонал во сне. Почти с равными интервалами свистящий стон вырывался и мгновенно затухал, как задутый огонь свечи. Насколько он мог понять, лезвие вошло глубоко, очевидно, слой жира не помешал ножу дойти до внутренностей и искромсать их в, месиво. Видно, малый дьявольски здоров, коли до сих пор не умер. Если это и так, то отсрочка продлится недолго.

Несколько минут Райнер посидел с закрытыми глазами, потом открыл их. Очень слабо, как бы за густыми тюлевыми занавесями, проступали расплывчатые очертания мотеля с закрытыми окнами. Он включил зажигание и тихонько тронулся с места, старательно прижимаясь к тротуару.

По мере того как он продвигался, белизна вокруг него рассеивалась, хотя разодранные лохмотья тумана еще цеплялись за ветки лесной поросли и за склоны холмов.

Бросив взгляд на стрелку, он успокоился: можно проехать еще миль сто пятьдесят. На первом повороте Крэнсона слегка качнуло, и он инстинктивно вытянул раненую руку, стараясь за что-то ухватиться. Жгучая боль пилой резанула ему живот, и он свободной рукой замахнулся на невидимого противника. Райнер наблюдал за ним в зеркало и увидел, как рот его раскрылся в. немом крике. Потом Крэнсон вытянулся и сжал зубы: он вступил, в состязание со смертью.

Несмотря на то что теперь стало светло, Райнер включил фары и сквозь просвет между лиственницами следил за извилистой дорогой, поднимающейся по склону холма.

Первый поворот он прошел на третьей скорости, притормозил, в долю секунды выжал педаль тормоза и проехал юзом двадцать метров, а оказавшись на прямой перед следующим поворотом и переключив на первую, сразу же перешел на вторую и прибавил до восьмидесяти. Он проделывал это на каждом последующем вираже. Дорога уже тянулась лесом, листва соединялась над ним, образуя густой свод. Два следующих поворота он прошел на полной скорости и вдруг в конце второго виража резко затормозил. Вот оно, то, чего он опасался: заграждение.