Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]

Вечер обещал быть «веселеньким», то есть тем, что я называю «вечер рукопожатий», где соберется «весь Париж» в соответствующих туалетах, с журналистами, дежурными улыбками, лицемерными поцелуями, которые будут специально затягивать или повторять для фотографов.

— Послушайте, неужели вы считаете, что с такой рожей я могу заявиться на подобный вечер?

Люсия подошла ко мне и, приподняв указательным пальцем подбородок, принялась внимательно изучать мою побитую физиономию.

— Но это же очень здорово, — в конце концов заявила она. — Ты сведешь с ума фоторепортеров. Надо будет им сказать, что ты явился прямо с репетиции драки из следующего фильма. Я тебе подыграю.

Похоже, она не отдавала себе отчета в том, что говорит, или просто сошла с ума. Уходя, Люсия продолжала радостно бормотать:

— Это просто замечательно! Это так эпатирует!

Наконец мы остались с Мов наедине. С того момента, как мы расстались накануне, произошло немало событий. Мов принялась покрывать мое лицо нежными легкими поцелуями.

— Это она тебя так разукрасила?

— Да.

— За что?

— Я наговорил ей много неприятный вещей, это ее взбесило.

— Из-за чего это произошло? Из-за… из-за нас?

— Да.

— Она не хочет, чтобы мы поженились?

— Не хочет.

— Странно. Сегодня утром она мне сказала: «Коль скоро ты собираешься замуж, необходимо вернуть тебе твой статус… У меня нет желания сопровождать в мэрию фальшивую племянницу, я отправлюсь туда с моей настоящей дочерью».

Я пожал плечами.

— Все это вранье, Мов. А ты, разумеется, приняла ее слова за чистую монету, бросилась в ее объятия, стала осыпать поцелуями, благодарить, не так ли? Ну что за чудовищная женщина! Она согласилась на это признание, чтобы опередить меня, поскольку я пригрозил ей, что расскажу всем правду, если она попытается помешать нашим планам.

Мов побледнела. Я прижал ее к своей груди.

— Прости меня за прямолинейность, но я больше не могу все это выносить. Чтобы жить с Люсией, надо быть таким же сумасшедшим, как и она.

Вечерний просмотр — ах, простите, большая международная премьера — оказался триумфом в полном смысле этого слова. Мне никогда еще не доводилось видеть, чтобы какому-нибудь фильму устраивали подобную овацию. Я уже присутствовал на закрытых показах «Добычи», и у меня сложилось впечатление, что фильм достаточно хорош. Но, наблюдая за реакцией зала, лишь теперь я понял, что мы сделали действительно стоящую картину.

Я был героем вечера. Именитые продюсеры стремились заполучить на меня эксклюзивные права. Известные режиссеры говорили о своем желании работать со мной. Я был объявлен «величайшим открытием сезона». От вспышек фотокамер у меня разболелись глаза…

Меня осыпали комплиментами, донимали вопросами. Мне жали руку, целовали, куда-то приглашали.

Казалось, я попал внутрь какого-то механизма, зубчатые шестеренки которого перемалывали меня, не причиняя боли. Я отчаянно цеплялся за нежный синеокий взгляд Мов, то терял его из виду, уносимый людским водоворотом, то вновь обретал: пылкий, полный любви и такой преданности, что я просто млел от счастья.

Когда мы перешли в соседний бар, где нас ждал праздничный коктейль, публики заметно поубавилось, остались лишь сливки кино да журналисты, которые стали расспрашивать нас с Люсией более въедливо. Актриса сообщила о том, что счастлива была встретить в моем лице истинное актерское чудо.

В какой-то момент радостное возбуждение улеглось, и наступило временное затишье. Репортер из «Синемонда» задал мне вопрос о ближайших планах. Я собирался было ответить, что ничего не знаю, что все зависит от Люсии, но внезапно мне в голову пришла дьявольская идея.

— Я собираюсь жениться, — объявил я.

Мои слова произвели эффект бомбы. Все присутствующие знали или догадывались о моей связи с Люсией. Учитывая разницу в возрасте, никто не решился прямо задать вопрос о моей избраннице. Тем более что после фильма общественное сознание воспринимало нас как мать и сына.

— Я женюсь на Мов Меррер, — четко выговаривая каждое слово, произнес я и, подойдя к Мов, обнял ее за плечи. Тотчас же защелкали фотоаппараты, освещая ослепительными вспышками бар. Я поискал глазами Люсию, чтобы увидеть ее реакцию на мой вызов, но она исчезла.

По пути домой в машине, мчащейся на огромной скорости, Мов поделилась со мной своей тревогой:

— Мне страшно, Морис…

— Чего ты боишься?

— Я боюсь, что она выкинет какую-нибудь глупость.

Я тотчас же подумал о миниатюрном револьвере, лежащем в ящике туалетного столика. Я тоже испытывал страх, вспоминая Люсию, которая, поигрывая оружием, говорила: «Я способна на отчаянный шаг, не знаю только какой». Она могла бы вместо столь желанной для нее роли жертвы с не меньшим успехом исполнить роль убийцы в порыве уязвленной гордости.

— Тебе не следовало бы делать это заявление.

— Но я хотел поставить твою мать перед свершившимся фактом!

— Я не уверена, что с ней можно обращаться подобным образом.

— Посмотрим.

Мов остановила машину около ограды. Прежде чем выйти, я взял девушку за руку.

— Ты уверена, что любишь меня, Мов?

— Я уверена, Морис, только…

— Что «только»?

— Только я не слишком уверена, что ты отвечаешь мне взаимностью. Знаешь, что мне иногда приходит в голову?

Да, я знал, но захотел, чтобы она сама об этом сказала.

— Я спрашиваю себя, не возникла ли твоя любовь ко мне в противовес любви к ней?

— Не говори глупостей.

— Это не ответ, Морис!

— Боже мой, неужели я стал бы публично объявлять о нашей помолвке, если бы не был уверен в своем чувстве?

Мов поцеловала меня, и мы направились к дому.

— Полагаю, вы вместе подготовили этот маленький бунт?

— Нет, Люсия, — пробормотал я. — Мов ничего подобного не ожидала, как, впрочем, до последней секунды не ожидал и я. Просто я поддался порыву, вот и все.

— Ну что же, я, в отличие от вас, не собираюсь поддаваться порывам, а предлагаю вашему вниманию хорошо обдуманное решение, — сказала она с вялой улыбкой и вновь надела очки. — Раз вы любите друг друга, дети мои, то убирайтесь отсюда!

Мы с Мов переглянулись.

— Собирайте чемоданы и проваливайте. Мов! Поскольку ты несовершеннолетняя, тебе придется потерпеть меня в качестве опекуна. Поэтому жить вы будете в моем доме в Моншове, я уступаю его вам.

Мы не могли сдвинуться с места от изумления. Я пытался в горящих гневом глазах Люсии прочесть, серьезно ли все это говорилось или было очередной игрой.

— Мов, вот чек на три тысячи франков, на первое время вам хватит. Ну а теперь чтоб духу вашего здесь не было, вы меня слышите?!

Мы по-прежнему не шевелились, с трудом веря собственным ушам.