Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]

Я слишком хорошо знал Люсию, чтобы рассчитывать на то, что она оставит мой триумф без последствий. Эта женщина дала мне все: славу, талант, свой гений, свои деньги, вопреки своей воле, дочь… или, скорее, я все у нее отнял.

Я закончил чтение статьей, где сообщалось о моей предстоящей женитьбе, и спросил у Мов:

— Что ты об этом скажешь?

— Она должна быть вне себя от ярости. Но в любом случае ты добился настоящей славы!

— Это слава, взятая напрокат, Мов. Она целиком и полностью является ее заслугой. Они вопиюще несправедливы по отношению к твоей матери.

Мов, лучше меня знающая нравы мира кино, философски пожала плечами.

— Ситуация весьма типична для этих кругов. Они создают кумиров, печатая их имена огромными буквами на первых страницах газет, а спустя некоторое время уничтожают их на последней странице. Париж, как ты уже успел заметить, любит новых звезд, но он не выносит тех, кто задерживается надолго.

— Может быть, стоит ей позвонить?

— Как хочешь. Я, во всяком случае, не горю желанием с ней разговаривать.

Я позвонил в дом на бульваре Ланн из маленького кафе, куда мы зашли позавтракать. Трубку взял Феликс. Узнав мой голос, он тотчас же оставил куртуазный тон и заговорил с высокомерной неприязнью. Феликс, повторяю, был предан Люсии до самозабвения, для него недруги хозяйки становились его личными врагами.

— Позовите к телефону мадам, Феликс.

— Я не уверен, что она дома.

— Оставьте ваши дешевые уловки для ее ухажеров и немедленно передайте ей трубку!

Он сухо пообещал справиться. Некоторое время в трубке было тихо. Наконец послышался голос Феликса. Звучавшее в нем злорадство ничего хорошего не предвещало.

— Мадам не желает с вами говорить. Более того, она уполномочила меня сообщить, что не желает больше знать ни вас, ни мадмуазель, и предупредила, чтобы вы не пытались искать с ней встреч, ни лично, ни по телефону.

Взорвавшись, я обозвал его несчастным идиотом и повесил трубку. За наш столик я вернулся багровый от ярости.

— Она не захотела с тобой разговаривать? — спросила Мов.

— Именно.

— Я так и знала, но твой звонок тем не менее доставил ей несомненное удовольствие.

— Ты думаешь?

— Я в этом уверена. Она, скорее всего, вообразила, что мы впали в отчаяние, и теперь набивает себе цену…

Говоря это, Мов легонько гладила мой синяк на виске.

— Надо постараться ее забыть. Вот увидишь, мы сумеем излечиться от нее. Вот увидишь, когда-нибудь наступит день, и…

Она внезапно замолчала, словно испугавшись чего-то.

— И?..

— И я стану по-настоящему твоей.

Я схватил Мов за плечи и изо всех сил прижал к себе, словно защищая от всех жизненных невзгод. Если бы я мог навечно сохранить ее такой юной и свежей!..

— Ты любишь меня, Морис?

— То, что я испытываю к тебе, сильнее обычной любви, Мов. Я боготворю тебя…

Мов, сразу поскучнев, покачала головой.

— Боготворишь, но не любишь. Именно так я и думала. Я чувствовала это…

Чтобы заставить ее замолчать, я прижался ртом к ее губам, ко где-то в глубине души шевельнулась мысль о том, что она, скорее всего, права.

Мованн, продюсер, был крепким сорокалетним мужчиной с тронутыми сединой волосами и великосветскими манерами. Сразу было видно, что бизнес — его стихия, в которой он чувствовал себя как рыба в воде.

Пригласив в свой кабинет, меблированный в стиле ампир, он усадил нас в кресла, а сам устроился за столом, уставленным телефонными аппаратами. Продюсер был явно рад нашему визиту. Его самолюбию льстило, что выбор новоявленной звезды пал на него.

Мованн положил руку поверх огромной стопы газет.

— Эти месье своими комплиментами могут вас испортить, — улыбаясь, произнес он.

— Да уж…

— Заметьте, я полностью разделяю их похвальные отзывы.

— Вы очень любезны…

Продюсер смотрел на нас с умилением, как на детишек, явно не по возрасту обремененных славой.

— Зато они по-свински обошлись с госпожой Меррер, — заметил он.

— Я тоже так считаю, — горячо подхватил я. — Успех фильма — целиком ее заслуга. Если мне что-то и удалось сделать, то лишь благодаря Люсии, ее дельным советам, ее опыту.

Я чувствовал, что Мованн хотел, но не решался задать какой-то вопрос. Тонкое чутье психолога подсказывало ему, что явились мы неспроста. Наш визит выпадал из привычных рамок. Как правило, если актера, добившегося признания, заинтересовало какое-то предложение, он прежде всего присылает своего импресарио для обсуждения условий.

— Люсия Меррер знает, что вы здесь?

Мы с Мов переглянулись.

— Нет, — ответила девушка. — У нас произошла ссора, и теперь мы живем в ее загородном доме в Моншове.

— Значит, поссорились? Однако вчера…

— Это семейные дела, — оборвала его Мов с чисто женской авторитарностью.

Мованн чувствовал, что ступает на скользкую дорожку.

— Итак, мое предложение вас заинтересовало, месье Теланк?

— Да, мне бы хотелось сделать что-нибудь значительное. Говорят, вам можно довериться с закрытыми глазами, потому что у вас развито чувство прекрасного и вы честный человек.

— Не доверяйте слухам. Это плохо во всех отношениях, — произнес он, едва сдерживая улыбку, и поспешил вернуться в столь любезную его сердцу стихию бизнеса.

— С кем вы сейчас? — живо спросил продюсер.

— С Мов Меррер.

Мованн расхохотался и уточнил не без легкого раздражения:

— Я хотел бы знать, кто ваш импресарио, — Бернем, Симура?

— У меня нет импресарио…

На лице продюсера мелькнуло удивление, но он быстро овладел собой и бесстрастным тоном продолжал:

— Следовательно, вы сами будете вести свои дела?

— Да.

— Сколько же вы хотите?

Я беспомощно посмотрел на Мов. Нам и в голову не приходило, что переговоры могут принять подобный оборот.

В конце концов Мованну стало нас просто-напросто жалко. В его холодных глазах мелькнул дружелюбный огонек. Мов, как можно небрежнее пожав плечами, сказала:

— Месье Мованн, вчера в восемь часов никто не дал бы за Мориса и трех франков, но к десяти часам он стоил тех денег, которые готов был выложить самый щедрый из продюсеров.

Я мысленно поблагодарил Мов за помощь. В некотором смысле ей было с кого брать пример. Хватка Люсии, видимо, перешла к ней по наследству.

Мованн с задумчивым видом помассировал себе щеки, затем достал из ящика стола коробку с египетскими сигаретами и, закурив, снял трубку зазвонившего телефона. Звонок был из Рима. Более десяти минут, казалось, совершенно забыв о нашем присутствии, продюсер обсуждал сложные и малопонятные мне вопросы, связанные с совместным франко-итальянским производством какого-то фильма. Во время его переговоров я бросал тревожные взгляды на Мов, Она выглядела абсолютно спокойной и уверенной в себе. Еле заметным движением ресниц дёвушка дала мне понять, что не стоит волноваться.