Ричард Штерн - Башня

- В зале, вероятно, прохладнее, – сказал он, – но я предпочитаю это помещение, по крайней мере пока. – И потом добавил: – Или вы что-нибудь имеете против?

Бет заколебалась, потом покачала головой, прикусила нижнюю губу. Когда она ее отпустила, на ней остались следы зубов:

– Не сердитесь, Бент!

– Пока они ведут себя неплохо, Бент, – заметил Боб Рамсей. – Я наблюдал за Кэрри Уайкоффом и, по крайней мере сейчас, он угомонился. Я думаю, других горлопанов здесь нет.

«Давка у спасательных шлюпок в последние минуты, подумал губернатор, – или неизбежная пробка у выхода в горящем зале».

Ни того, ни другого ему переживать не доводилось, но он хорошо представлял, что при внезапной панике могут происходить жуткие вещи, и поэтому задумчиво сказал:

– Но, возможно, неплохо было бы поставить барьеры, как вы думаете? – Он показал руками: – Расставить несколько тяжелых столов вокруг того места, где происходит посадка, чтобы туда мог пройти только один человек?

Мэр ответил ему кислой ухмылкой.

– И этот проход нужно охранять от тех, кто захочет взять его штурмом. – Он кивнул. – Я об этом позабочусь.

– Возможно, – продолжал губернатор, – я вижу все слишком мрачно. – Он помолчал. – Но боюсь, что нет. – Откинувшись в кресле, он дождался, пока мэр уйдет, потом спросил Бет: – Каково ходить по проволоке между цинизмом и трезвым взглядом на вещи? – Он покачал головой.

– Вы ожидаете, что возникнут проблемы, Бент?

– Пытаюсь их предвидеть.

– Как?

– А вот как. – Губернатор взял трубку. Ему тут же ответил Нат. – Все идет как по маслу, – сказал губернатор. – Вы и Береговая охрана можете принять мою благодарность.

Бет улыбнулась.

«Это у него вошло в привычку, выражать благодарности, но, видимо, это было справедливо, потому что с самого начала именно он, Бент Армитейдж, немедленно принял командование и отвечал за всех. Так что в его словах не было надменности, они звучали совершенно по-дружески. Более чем по-дружески».

Бет улыбнулась еще нежнее.

– Пока здесь все в порядке, – продолжал губернатор, – но когда обстановка накалится, и люди начнут понимать, что не хватит времени, чтобы всех... – Конец фразы повис в воздухе, но было ясно, что он имел в виду.

– Да, мистер губернатор, – ответил Нат. – Я тоже об этом думал.

– Отлично. – Губернатор ждал.

Нат неторопливо продолжал:

– В наших руках есть одно средство, точнее, в руках сержанта на крыше, и, возможно, он сделает то, что я скажу.

Губернатор спросил:

– Что же это?

– Мы можем предъявить ультиматум, – продолжал Нат. – При первой же заминке мы можем заявить, что если операция не будет идти по плану, то мы все остановим, потому что успеха можно добиться, только продолжая все тихо и спокойно, строго по очереди. Это, возможно, кажется простым, но каждая ошибка может все испортить.

Губернатор снова кивнул:

– И вы сумеете придерживаться своего ультиматума?

– Если будет нужно, – ответил Нат, – то сможем.

Губернатор кивнул в третий раз.

– Возможно, это понадобится, – сказал он и добавил: – Тогда пока все. – Он помолчал. – Бог вам воздаст за вашу помощь. – Он снова откинулся на спинку и закрыл глаза.

– Бент, – начала Бет, но замялась, – Ах, Бент, почему все это происходит?

– Я бы тоже хотел это знать.

– Это абсурдно, – продолжала Бет, – я знаю, но ничего не могу поделать и продолжаю задавать себе все тот же вопрос: почему именно я? Почему любой из нас, тех, кто здесь, но почему именно я? Что я сделала, что я здесь, что познакомилась с вами и что... что происходит все это?

Губернатор спокойно улыбался.

– Этот же вопрос я задавал себе не раз. Верите, я так и не нашел ответа.

Тут вошел сенатор.

– Я вам только хочу кое-что сообщить, Бент. Мэр предложил отгородить столами пространство для посадки в пояс. Это, несомненно, ваша идея. И там более-менее спокойно. – Он улыбнулся. – Пока. – Он улыбнулся еще шире. – Боб сказал, что вас интересует, какой мне достался номер. – Он сделал долгую паузу. – Ну, я присмотрю за вами обоими, пока вы не уберетесь. У меня – сто первый.

Бет закрыла глаза.

– Я тут размышлял о том о сем, – сказал сенатор, – и, знаете, почему-то вспомнил все строчки одной песенки:

– Так что я даю вам возможность подумать! – И он вышел.

Бет покачала головой и сумела даже улыбнуться.

– Это нечто невозможное, – сказала она. – Он просто невероятен. Такие люди не прячутся в такие минуты. Такие – нет!

– Я бы сказал, что человек вообще не имеет представления, как он поведет себя в какой-то ситуации, пока в ней не окажется, – ответил губернатор, разведя руками. – И с этим ничего не поделаешь!

Кэрри Уайкофф держал в руке стакан содовой. Отпивал понемногу, наблюдая при этом, как маневрируют тяжелыми столами, ограждая посадочную площадку.

Было совершенно ясно, к чему это. Все то же: узурпированная власть строит крепость, чтобы народ не проник внутрь. Чтобы он не проник внутрь. И Кэрри Уайкоффа раздирали одновременно ярость и беспомощность, которая еще ухудшала дело.

На его листке стоял номер шестьдесят пять, который означал, что до него отправятся в безопасное место пятнадцать мужчин. Он готов был держать пари, что среди них будут Бент Армитейдж, Боб Рамсей и Джек Петерс. Разумеется, не первыми, для этого они достаточно опытны. Но они наверняка незаметно подсуетились, чтобы быть поближе к началу и вовремя смыться.

Кэрри мучило и то, что вначале отправляли женщин. Он также решительно, как и все, боролся за женское равноправие, даже решительнее других, но в действительности в него не верил. Женщины от природы слабее, как правило менее интеллигентны, во всех отношениях менее полезные члены общества – кроме той единственной функции, о которой они никогда не дают забыть и которая доступна только им. Но, по мнению Кэрри, и так рождается слишком много детей.

С объективной точки зрения он, Кэрри Уайкофф, гораздо ценнее для общества, чем любая из женщин, собравшихся в зале. Ему следовало вне всякой очереди получить право на рейс через пропасть на крышу Торгового центра – право на спасение.

Но если бы он спасся первым, даже если бы это ему позволили, он бы потерял лицо в глазах этого дурацкого мира, который думает только желудком, тем более в глазах проклятых избирателей, обеспечивающих ему весьма приятную жизнь в Вашингтоне. Такие вот дела. Так что черт с ними, с женщинами.

Но мужчины – это совсем другое дело, и он не собирается стоять сложа руки и смотреть, как пятнадцать – пятнадцать! – недоумков спасется раньше него.