Лейф Перссон - Подлинная история носа Пиноккио

Бекстрём покинул их обоих до того, как Исаак успел стать самим собой снова. Хорошо пообедал, проспал почти всю вторую половину дня и проснулся только, когда позвонил Гегурра. Сначала он поблагодарил Бекстрёма за то, что тот помог ему вдохнуть ветер истории. Кроме того, хотел встретиться с ним как можно быстрее. Поужинать в восемь в «Подвале Оперы». В приватном ресторане, поскольку пришло время обсудить вопросы решающего значения для западной истории.

Вечером Бекстрём и Гегурра поужинали в приватном ресторане в здании оперного театра. Без особых изысков, поскольку была середина недели. Бекстрём довольствовался жаренными во фритюре овощами в качестве закуски и поменял телячий антрекот на свиной бок в черносливе, тогда как Гегурра пошел еще дальше, показал себя чуть ли не аскетом и довольствовался салатом и жаренным на гриле морским языком.

Вечер был потрачен на работу, о чем, помимо прочего, говорило то, что каждый принес с собой портфель. У Бекстрёма он оказался значительно толще, чем у Гегурры, по вполне понятной причине, поскольку там лежало то, ради чего они, собственно, и собрались.

После вступительного тоста Гегурра сразу же воздал хвалу Бекстрёму за его деяния. Как только секретарша позвонила и рассказала о визите комиссара, он бросил все другие занятия. Примчался к себе в офис и потратил остаток дня на изучение дневников графа Арчи Хамильтона из той поры, когда он находился на секретной службе в шведском посольстве в Лондоне.

– Это просто фантастическая история, – вздохнул Гегурра. – Ты уж точно никогда не слышал ничего подобного.

«А у меня есть выбор?» – подумал Бекстрём и довольствовался лишь кивком.

Граф Хамильтон провел в Лондоне целый год, с весны 1944 по лето 1945 года, и за это время он виделся с Уинстоном Черчиллем полдюжины раз. Их встречи всегда носили приватный характер, даже если разговоры главным образом касались войны и поставок подшипников из Швеции. Во время них Черчилля особенно интересовала ситуация с секретными операциями, за которые отвечал Хамильтон.

Хамильтон и Черчилль оба происходили из аристократических семейств, связанных родственными связями на протяжении трех столетий. В личном плане они оба относились с большим уважением друг к другу. И это касалось всего существенного между такими, как они.

Хамильтон восхищался Черчиллем за то, кем тот был и что делал. Как и положено, когда речь шла о человеке, на двадцать лет старше его. О ком-то среднем между старшим братом и молодым отцом. Для Черчилля все обстояло проще. Ему Арчи Хамильтон нравился за его дьявольскую смелость, поскольку он выбрал капитанский мостик, как только пришла пора готовить корабли к бою. Наверняка также он напоминал ему самого себя в молодости и в тот день тридцать лет назад, когда его назначили Первым лордом Адмиралтейства, и это было его первое политическое назначение, которое он всегда ценил превыше всего.

В конце декабря 1944 года, за несколько дней до Рождества, они встретились на ужине в Бленхеймском дворце около Оксфорда. К концу вечера Черчилль, Хамильтон и еще несколько гостей отделились от остальной компании с целью закончить вечер разговорами, не предназначенными для посторонних ушей, выкурить последнюю сигару, пропустить еще по рюмочке на сон грядущий.

Черчилль пребывал в плохом настроении, и это, пожалуй, мягко говоря. Наступление в Арденнах, которое союзники начали несколько дней назад, застопорилось. Немцы нанесли контрудар, и происходившее сейчас там меньше всего напоминало победоносную прогулку, обещанную ему генералами. Нет, конечно, он не опасался за окончательный исход, но каждый лишенный успехов день ухудшал его позиции на переговорах в Ялте, где ему менее чем через пару месяцев предстояло встретиться с двумя союзниками, – президентом США Франклином Рузвельтом и лидером СССР Иосифом Сталиным, – чтобы в качестве первого пункта программы перекроить карту Европы и оговорить политические условия, касавшиеся ее будущего устройства.

И вовсе не американский президент представлял проблему для Черчилля. А русский союзник, и по данному пункту вся их компания демонстрировали трогательное единодушие. С русскими все обстояло очень просто. Нельзя было положиться на них. Скорее всего, именно тогда графу Арчи Хамильтону пришла идея, как он мог бы приободрить Уинстона и подготовить его к будущей встрече со Сталиным, человеком совсем из другого мира, чем они. Вдобавок не заслуживавшим доверия партнером.

В любом случае именно так Хамильтон описывает предысторию в своем собственном дневнике, когда рассказывает, как сразу после Нового года отправил своего адъютанта в штаб-квартиру Черчилля с заданием с наилучшими пожеланиями передать ему в подарок музыкальную шкатулку. В качестве напоминания о том, как надо общаться с чуждым им человеком. Кроме того, как бы выражая надежду, что у Сталина нос такого же типа, как и у Пиноккио.

Неделю спустя Хамильтон получил свой презент назад с очень дружелюбным и личным письмом, где Черчилль благодарил его за подарок и предостережение и одновременно объяснял, почему все равно не может принять столь ценный дар. История музыкальной шкатулки Фаберже не позволяла ему сделать это.

Сейчас в их распоряжении находились дневники Хамильтона, сделанная им самим рукописная копия письма, которое он написал Уинстону Черчиллю, ответ Черчилля Хамильтону. И оригинал, машинописный, на собственной писчей бумаге премьер-министра, подписанный Черчиллем и засунутый в конверт из канцелярии премьера. Сегодня оба послания лежали вместе в одном конверте с гербом рода Хамильтонов. В книге, которую Клуша передала Эверту Бекстрёму в надежде, что он найдет какую-то ценную информацию для себя среди того, что она так и не удосужилась прочитать. Наверняка ее отец-граф положил их туда. Человек больше заботившийся о своих ружьях, чем о бумагах.

– Это просто фантастика, – сказал Гегурра и поднял книгу, полученную Бекстрёмом от Клуши. – Подумать только, как легко найти искомое, когда тебе хорошо известно, где надо искать.

– Я знаю, – сказал Бекстрём, проработавший полицейским всю свою жизнь.

– Насколько я понимаю, мой дорогой брат еще не успел прочитать данную книгу?

– Нет, – ответил Бекстрём. – У меня хватало других дел.

– Тогда я должен рассказать все тебе, – сказал Гегурра. – Это просто фантастика.

«А какой у меня выбор», – подумал Бекстрём и дал сигнал официанту наполнить ему бокал.

Автором книги являлся очень известный английский историк Роберт Эймос, впоследствии лорд Эймос, закончивший свои дни профессором истории Баллиольского колледжа в Оксфорде. Во время Второй мировой войны он входил в штаб Черчилля, а в конце ее в нескольких случаях выполнял обязанности личного секретаря премьер-министра. Через двадцать лет после ее окончания он издал книгу о своем бывшем шефе под названием «Уинстон Черчилль – политический мыслитель, оратор и стратег», в которой уделил особое внимание таланту Черчилля, как политического стратега, о котором зачастую забывают. Конечно, он был одним из наиболее известных в мире ораторов, но также очень скрупулезным и ловким политиком даже, когда дело касалось того, какие подарки можно принять от людей из ближнего окружения.