Лев Златкин - Убийство в морге [Ликвидатор. Убить Ликвидатора. Изолятор временного содержания. Убийство в морге]

— Куда это Вано Айрапетяна дернули по дороге с прогулки? — спросил Кузин.

— Придет, узнаем!

— А он не стучит? Не наседка? — продолжал Кузин свои бестактные вопросы.

Великанов равнодушно пожал плечами.

— Язык держи от самого себя на запоре, тогда и во сне не проговоришься, — ответил он, подумав несколько секунд. — Как узнать: кто здесь кто?

— Ху есть кто, кто есть ху? — засмеялся впервые за день Кузин.

Засмеялся не животным смехом, каким всегда смеялся в тюрьме сальным шуточкам и грубым розыгрышам, а впервые легко и свободно, оценив свой юмор.

— У каждого маска на лице! — не оценил юмора Кузина Великанов. — И легенда на языке.

— А в обвиниловке тоже миф. Отсутствием воображения следователи не страдают, — вздохнул печально Кузин, вернувшись с небес после секунды освобождения на землю, в тюрьму.

Великанов отмахнулся от нежелательной темы.

— Что же ты хочешь? У них тоже план, который надо выполнять любой ценой.

Но Кузин завелся.

— Почему же они называют себя правоохранительными органами, а не правонарушительными?

— Своя рука — владыка! — сказал Великанов и ушел.

Он прекратил спор испытанным способом: пошел на толчок.

Кобрика привезли в Бутырку к обеду и поставили в общую очередь.

Однако, когда он подошел к писарю и тот, заполнив формуляр, привычно послал его к парикмахеру, подошел какой-то человек в штатском, взял Кобрика за руку как маленького и повел за собой.

Идти им было недалеко.

Небольшой коридор привел их к железной двери, открыв которую они попали в большую, просторную комнату, меблированную старинной мебелью тридцатых годов.

Обеденный стол, стоящий посреди комнаты, был готов принять гостей немедленно. Он был не только сервирован. На нем стоял полный комплексный обед из хорошего ресторана: салат из помидоров со сметаной, в тарелке дымился густой борщ тоже со сметаной, а на другой тарелке лежал горячий лангет с жареной картошкой и с зеленым горошком.

Человек в штатском молча указал рукой сначала на раковину с краном, затем так же молча на обед, стоящий на столе.

Кобрик почувствовал голод и не заставил себя упрашивать. Он торопливо вымыл руки и сел за стол.

Поглощаемая им пища была превосходного качества и свежести. Кобрик быстро умял и салат, и борщ, и лангет.

Только он подумал, что неплохо бы было превосходный обед закончить чашечкой такого же превосходного кофе, как неулыбчивый человек в штатском принес мельхиоровый кофейник и чашку с блюдцем.

Так же молча, без малейшей эмоции он налил Кобрику большую чашку такого превосходного кофе, что Кобрик почувствовал себя чуть ли не «Железной маской».

«Может, они меня не за того принимают? — подумал он. — Что-то очень много молчания и загадок».

Выпив чашку кофе, Кобрик почувствовал приступ болтливости.

— Примите от меня все самые лучшие благодарности, которые есть на свете! Но чего мы ждем?

Человек в штатском молча кивнул на телефонный аппарат, находившийся рядом с ним.

— Ага! — понял Кобрик. — Мы ждем звонка… И как долго мы будем ждать звонка?

Человек в штатском пожал плечами.

— И все время молча? — Кобрик чувствовал, что его просто распирает от желания поговорить. — Может, вы мне что-нибудь расскажете?

Человек в штатском улыбнулся, но отрицательно покачал головой.

— Ясно! — согласился с собеседником Кобрик. — «Час молчим, другой молчим, наконец мой собеседник сказал: „Пароход идет!“»

«Собеседник» улыбнулся, но не ответил.

— Хорошо! — согласился с неизбежностью Кобрик. — Я могу вам рассказать какую-нибудь историю. Хотите?

Человек в штатском согласно закивал головой.

— Высочайшее позволение получено! — обрадовался Кобрик. — Помните сказку «Дрозд и лисица»? В ней дрозд накормил лису, напоил, рассмешил и напугал. Вы меня уже напугали, накормили и напоили. В благодарность за обед я не буду требовать, чтобы вы меня еще и рассмешили. Лучше я вам расскажу веселую историю. Что-нибудь из моей прошлой кинематографической жизни, когда я после школы работал на киностудии помощником режиссера и мечтал о карьере режиссера-постановщика.

В России, говорят, две беды: дороги и дураки!.. Но какая же беда — дороги, если столько веков по ним гоняем, и ничего.

А дураки, так это просто находка для нашей многострадальной родины, столько дурацких указов, что только дурацкое исполнение и спасает нас пока.

Так что бед, к сожалению, значительно больше.

И важнейшая из них — алкоголизм!..

В нашей киносъемочной группе трезвенников не было. Но алкоголиком считался почему-то один осветитель Вася. Хотя пил он не больше других.

Но другой напьется — и ничего, в крайнем случае бросается блевать.

А Вася напьется и бросается чудить. Окружающие почему-то обижаются. Нет, Вася, в отличие от других, никогда не дерется, несмотря на свои кулаки размером в волейбольный мяч. Но говорит такое, что лучше бы в глаз врезал, не так обидно было бы. Кто же правду любит?

Набрался Вася как-то на студии, после съемки, и на выходе повстречался ему лицом к лицу сам директор студии.

«Опять напился как свинья?» — спрашивает Васю, а сам едва на ногах держится, коньячком попахивает метра на три.

«А ты не пей со свиньями! — отвечает трезво Вася. — Сравнивать будет не с кем».

«Диссидент! — кипятится директор. — Я пью с членами ЦК и с министрами».

«Я и говорю: не пей со свиньями!» — прервал его Вася и ушел.

Попытался директор от Васи избавиться, да лучший работник, а пьянство в нерабочее время неподсудно. Да и перестройка на дворе.

Услали Васю от греха подальше с нами в длительную экспедицию. Так он и в экспедиции дважды отчудил.

Снимали мы по заказу обкома партии какую-то патриотическую белиберду.

А раз в неделю обкомовцы под это дело устраивали пикник на природе с обильными возлияниями под шашлыки. На халяву, одним словом.

Директор мясокомбината лично жарил шашлыки. Большой специалист. Хотя из такой свежей вырезки и студент кулинарного техникума сотворит вполне съедобное. Пальчики оближешь.

Вася, естественно, как и все, напился и второму секретарю обкома, что по идеологии, приказывает, хлопая по плечу:

«Коля, принеси еще ящик горилки!»

И секретарь, тоже пьяный, побежал за ящиком горилки.

Наш сценарист, из местных, обкомовский прихвостень, очень за него обиделся: «Вася, как ты можешь, как тебе не стыдно говорить такое второму секретарю обкома?»

Вася поднес ему к носу кулачок с волейбольный мяч, а затем презрительно сказал: «Я не твой друг, писака, не сват и не брат!»

Писака отошел, кипя от негодования, а Вася философски заметил окружению: «Но ведь бегает же! Приучен бегать! Условный рефлекс срабатывает. От водки расслабился, забыл, что положено другим бегать, а он уже добегался до идеологии»…