Виктор Доренко - Ставка на бандитов

В просторном светлом кабинете, обставленном в соответствии с казенной административной строгостью, соответствующей большинству государственных учреждений бывшего Советского Союза, царила абсолютная тишина, изредка нарушаемая пронзительным скрипом старенького кресла и шелестом перекладываемых бумаг.

Виновником шума является хозяин — мужчина плотного телосложения с шевелюрой черных, как смоль, волос с легкой сединой на висках, лет около сорока, одетый в серый полосатый костюм, белоснежную рубашку и темно-коричневый галс тук. На переносице — массивные очки в роговой оправе с толстыми линзами.

Под потолком, практически неподвижно, висели клубы сизого табачного дыма.

Слегка оперевшись ладонями о крышку стола, мужчина поднялся и медленно направился к окну, занавешенному дешевыми гардинами цвета недоспевшего абрикоса. Сразу стало заметно, что он не только грузен, но и высок, и широк в плечах.

Повозившись со шпингалетом, седоватый брюнет распахнул небольшую форточку. Вместе со свежим потоком воздуха в кабинет влетели звуки автомобильных клаксонов, шум моторов и многоголосие толпы прохожих, торопливо снующих по тротуарам Лубянки.

Засунув руки в карманы брюк, хозяин просторного кабинета со скучающим видом глазел на будничную суету. В этом положении его и застал почтительный стук в дверь, вслед за которым она приоткрылась и в проеме появилось лицо молоденькой секретарши.

— Олег Александрович, к вам майор Тимошин, — робко сообщила девушка.

— Пусть войдет, — бросил тот.

Через какой-то миг в кабинет вошел подтянутый мужчина, на вид немногим лет за тридцать, с зачесанными назад светлыми волосами.

— Разрешите, товарищ полковник? — спросил он, практически дойдя до середины комнаты.

— Входите, майор, — ответил Олег Александрович, усаживаясь за письменный стол и снимая при этом очки. — Что у вас?

Тимошин присел напротив полковника и положил перед ним серую папку из дешевого кожзаменителя с железной застежкой на боку.

— Здесь результаты предварительной проверки, а также рапорт службы наружного наблюдения, — майор слегка прихлопнул по лежащей на столе папке.

Водрузив очки на свое привычное место, хозяин кабинета аккуратно расстегнул застежку и углубился в чтение бумаг. Подчиненный не мешал ему, ожидая, пока тот все должным образом просмотрит.

Наконец полковник отодвинул от себя документы и в упор уставился на вновь пришедшего.

— Что вы можете добавить от себя?

— Честно говоря, я не верю в эту затею, но можно попробовать, — вздохнул Тимошин.

— Чем обоснуете свои сомнения? — спросил начальник после непродолжительной паузы.

— Понимаете, товарищ полковник, по имеющимся у нас данным, полученным из МУРа, этот человек никогда не шел на контакт с властями. Более того, у него ярко выраженная агрессивность против любых представителей закона. С другой стороны, до этого ему приходилось сталкиваться с дилетантами из милиции, с нашим ведомством он никогда не пересекался.

— Ну, это вы напрасно, майор, на милицию клевещете, среди них тоже попадаются профессионалы, — полковник притворно откашлялся, давая понять, что на этом тема исчерпана. Затем, пододвинув к собеседнику пепельницу и пачку сигарет «Ява>, спросил: — Вы предлагаете отказаться от разработки объекта?

Майор на секунду задумался, собираясь с мыслями, а затем ответил:

— В общем нет, попробовать, конечно же, стоит. В любом случае мы ничем не рискуем. Правда, придется ускорить процесс легализации информации, но у нас уже все готово. Да и ребята из отдела по борьбе с коррупцией и контрабандой готовы помочь.

— Ну-ну… — Олег Александрович забарабанил по крышке стола. — А какой из разработанных вариантов рекомендуете использовать?

— Я думаю, силой мы ничего не добьемся. Бояться этому человеку практически нечего — он не рвется в политику, не обладает какими-нибудь капиталами, тюрьма его не пугает. Единственно возможное, это вызвать его на откровенный разговор. Насколько реально все получится, сказать затрудняюсь.

— Хорошо, в принципе я… — телефонный звонок не позволил полковнику закончить фразу. Сняв трубку с одного из стоящих на небольшом столике аппаратов, он произнес: — Полковник Шароев, слушаю вас.

На том конце провода говорили долго, и, вероятно, услышанное являлось либо достаточно важной информацией, либо же звонило высокое начальство, только Шароев ни разу не перебил говорившего.

Наконец, прежде чем опустить трубку, он сказал:

— Хорошо, жду. — Повернувшись к подчиненному, полковник спросил: — На чем мы остановились? Ах да, точно. Я одобряю ваш план, действуйте. Только беседу с тем объектом я проведу сам, лично. Обеспечьте доставку гражданина, — он заглянул в одну из лежащих перед ним бумаг, освежая в памяти фамилию будущего оппонента, — Фомина завтра к двенадцати ноль-ноль.

— Слушаюсь, товарищ полковник, — по-военному четко ответил Тимошин, быстро поднимаясь со стула, — разрешите идти?

— Идите, — ответил начальник.

Когда за майором закрылась дверь, Шароев прикурил сигарету и вновь склонился над документами.

Остановившись у порога своей квартиры, Монах почувствовал, как учащенно забилось сердце. Нажав на кнопку электрического звонка, он услышал за дверью шаркающие шаги. Затем старческий женский голос спросил:

— Кто там?

Фомин узнал голос матери и ответил:

— Мама, это я.

Щелкнул замок, и в проеме появилась маленькая фигурка хрупкой седой женщины с лицом, покрытым тонкой сеткой морщин.

— Сынок, Валерочка! — Старая мать разрыдалась на груди у долгожданного сына.

Монах, прижав женщину к себе и проведя рукой по поредевшим, белым как снег волосам, тихо произнес:

— Ну не плачь. Вот он я, вернулся.

Старушка, пытаясь сдержать слезы, лившиеся по щекам, силилась улыбнуться:

— Все, все, я ведь уже не плачу. — Несмотря на сказанное, рыдания вырывались из ее груди, и она шепотом произнесла: — Думала, уже не дождусь. — Затем, спохватившись, добавила: — Да что мы в дверях стоим, пойдем в комнату, сыночек.

Войдя в тускло освещенный коридор коммунальной квартиры, Фомин окинул взглядом родные стены. В комнате матери к нему вновь вернулось чувство реальности: хоть здесь все осталось по-старому.

Старенькая кровать с металлическими спинками, вплотную придвинутая к древнему комоду, ветхий платяной шкаф, покрытый светлым лаком, местами потрескавшимся, и два старинных стула с высокими спинками, обтянутыми изрядно потертым дерматином, — все как когда-то, давным-давно, словно и не уходил он из этой квартиры на двенадцать лет. И только стол да занавески на окнах были относительно новыми.