Виктор Доренко - Убить и спасти. Жизнь полна трупов

— Наружную дверь закрыть не удастся, — озабоченно сказал Доктор. — Разведгруппа не смогла установить, как это делается.

— Не смогла, значит, не смогла, — Аргун махнул рукой. — Закроем внутренние двери. Ну что, идем?

Они тщательно заперли дверь из нержавейки — в обратном порядке, сначала возвратив в исходное положение нижний ключ, затем средний и наконец верхний.

Солдаты по-прежнему сидели у скалы, мутными глазами глядя перед собой.

— Ты, я смотрю, четко поработал, — восхищенно сказал Аргун.

— Да, — ухмыляясь, отозвался Доктор. — Отвечать на вопросы смогут, но толку от их ответов — вряд ли…

Они сели в кабину «Урала», машина тронулась.

Справа небо уже ярко алело, там готовилось взойти солнце. «Урал» повернул на север, к каменистому плато, лежавшему на границе между степями и лесной зоной России.

Артему Кругликову через полчаса надо было заступать на ночное дежурство.

Отслужив в армии, Артем нигде не мог устроиться. Он с подросткового возраста занимался спортом, бегал стометровку за одиннадцать секунд, отжимался от пола сто пятьдесят раз и подтягивался на перекладине семьдесят, а последние пять лет отдал рукопашному бою, добившись в нем отменных успехов. Главное же, он обладал изумительной реакцией и аналитическим умом. Будь у него квартира и хоть какие-то знакомства, он мог бы найти очень хорошую работу. А так пришлось идти сторожем-охранником в один из домов ребенка, солидное, как оказалось, предприятие, целый комбинат по выращиванию молодого поколения. Здесь же, на первом этаже в боковом крыле, ему предоставили во временное пользование небольшую комнату с нехитрой мебелью.

Артем был молод и красив, как бывают красивы люди, родившиеся на Востоке, — черные блестящие, слегка вьющиеся волосы, изящно очерченный нос, полноватые чувственные губы, матово-смуглая, очень чистая кожа. Женщины не давали ему проходу.

Вот и сейчас в его комнате сидела рыжеволосая американка Мэгги, или, как ее звали в детстве, Маргарита, а попросту Рита. Мэгги совсем молоденькой девчонкой уехала из Советского Союза в США, а когда повзрослела, совсем-совсем, вернулась в Россию, чтобы, как она говорила, сделать деньги и начать собственный бизнес в Америке. Она была посредником одной из американских усыновительных фирм и постоянно работала с больницами, родильными домами и домами ребенка, такими, как дом ребенка № 1, где служил Артем.

— Неужели ты совсем один? — сказала Мэгги, поигрывая огромными пронзительно-голубыми глазами.

— Один. Мать и отец умерли, когда я служил в армии. Сначала отец. Мать осталась одна, почти парализованная. Какой-то мошенник убедил ее переписать квартиру на него, и после ее смерти квартира перешла к нему. Я остался гол как сокол.

— Ты знаешь этого подлеца?

— Нет. То ли Сидоров, то ли Семенов.

— Смирнов, может быть?

— Вот! Смирнов. Точно.

Мэгги закинула ногу на ногу, покачала белоснежной туфелькой.

— Ну а потом что? Как ты вышел из положения?

— Друг армейский помог. Порекомендовал одному человеку в начальники охраны. Потом я работал у этого человека. Довольно долго работал…

— И что случилось?..

Артем не ответил на вопрос, отвел глаза, замкнулся.

Мэгги протянула к нему руку, поворошила его жестковатые черные волосы.

— Если не хочешь, не говори.

— Да нет, скажу, — Артем посмотрел на нее. — Однажды застал его, как он прямо в служебном кабинете упражнялся с двенадцатилетним мальчиком. Все, больше я его видеть не мог. Уволился на другой же день.

— Хороший ты парень, Артем, — помолчав, тихо сказала Мэгги. — Честный, прямодушный, понятие о морали имеешь… Трудно тебе придется в этом мире.

— Мне и сейчас нелегко.

Мэгги вдруг вскочила, сделала несколько танцевальных па на крохотном пятачке между кроватью Артема и стеной, снова плюхнулась в старенькое кресло, где сидела до этого.

— Знаешь, как меня звали в школе?

— Как?

— Ритка-чокнутая. Я как в Америку попала? У меня была германская виза. Самолет приземлился в Дюссельдорфе, мне говорят: «Остаешься здесь». Я, естественно, распсиховалась, выбежала на летное поле, легла под самолетное колесо, кричу: «Без меня в Америку улетите только через мой труп!» Думала, в тюрягу посадят. Заступился один американский пенсионер с тощей задницей и толстым кошельком. Выправил мне туристическую визу. Наверно, хотел, чтобы я ему дала. Но хрен я ему дала. Правда, мы остались друзьями. Американцы умеют ценить всякие такие выходки, хотя сами скучнейший народ: бег трусцой, режим, парти, то есть вечеринка, с двумя бокалами виски со льдом, куда виски, по-моему, не наливают, а виски считается вода, натаявшая из льда.

— Не похоже, что Америка тебя впечатлила.

— Да нет, прекрасная страна. Больно уж только уперлась в деньги. Ха! — Мэгги вдруг опять вскочила. — Знаешь, сколько там выкладывают за усыновление одного ребенка из-за границы, особенно если он не какой-нибудь там китаеза, а белый, из России, например. Двадцать тысяч баксов! — Мэгти внезапно посерьезнела. — Вскоре я собираюсь отсюда отчалить. Поедем со мной! Ну что тебя здесь держит: семья, дети? В этой стране никогда ничего не будет. Ты же видишь, какой бардак. Здесь нечего ловить.

— Это моя родина, — помолчав, вполголоса проговорил Артем. -

— Но я хоть нравлюсь тебе?

— Да, — Артем широко и простодушно улыбнулся. — Ты красивая женщина.

Он поднялся.

— Извини, мне нужно идти. Я должен делать обход.

Мэгги с сожалением взяла плащик, небрежно брошенный на спинку кресла.

Попрощавшись с Мэгги, Артем направился через детскую площадку к заасфальтированному дворику, перешел в небольшой сад, расположенный за трехэтажным зданием Дома ребенка. В темное время суток сюда часто забредала местная шпана. Пили, кололись, вытаптывали клумбы, ломали детские скамеечки. Правда, с тех пор как здесь стал работать Артем, таких визитов заметно поубавилось. Однако стоящие в здании компьютеры, купленные на деньги американских и шведских усыновителей, могли притянуть уголовников посерьезнее.

Уже стемнело. В соседних жилых домах зажглись окна. Дом ребенка был тих и темен — дети давно спали.

Артем миновал детскую площадку, вышел на асфальтированную дорожку, ведущую от ворот ограды к центральному подъезду Дома ребенка, и остановился. За решетчатой оградой стояла иномарка с работающим двигателем. Но не она привлекла внимание Артема. Слева на ступенях подъезда белел большой сверток.

«Уж не бомба ли?» — подумал Артем.

Он подошел поближе. Для бомбы сверток был чересчур большим. Артем наклонился и потрогал его. От свертка исходило тепло.

«Подкидыш!» — понял Артем.

К больницам, родильным домам регулярно подбрасывали детей, матери которых не хотели их воспитывать. К домам ребенка детей приносили реже, поскольку здесь содержались ребята постарше. Но случалось. За время работы Артема это было в третий раз.