Андрей Деменков - Питерские палачи

Ели поначалу молча. Валдис пронзал отрешенным взором тарелку и ломал голову над тем, как бы поестественнее завязать разговор о чертовом электрике из автосервиса. Инга злилась на Валдиса за то, что тот пришел так поздно и «под мухой», и исподлобья поглядывала на него в ожидании хоть какого-то оправдательного слова.

Наконец, она сама отважилась заговорить.

— Какие-то неприятности на работе?

Валдис поднял отрешенное лицо:

— На работе? Да, вроде того.

И вновь молчание.

— А что стряслось? — настаивала Инга на продолжении.

— Ничего особенного… — уклончиво ответил Валдис, ломая голову, как невзначай завести разговор о чертовом автоэлектрике, но ничего толкового в голову не приходило.

— Ты хорошо знаешь… этого… как там его… Питраков, что ли? — топорно изложил Валдис мучивший его вопрос, так и не придумав какого-нибудь повода заговорить о чертовом электрике как бы невзначай.

Он не мог не заметить, как Инга стала медленнее протирать тарелки.

— Чего так затихла?

— А чего он тебя вдруг заинтересовал?

Валдис с бокалом в руке откинулся на спинку стула.

— Вдруг? Он же увел тебя из-под носа моих парней…

— Нет! — живо возразила Инга. — Он надавал им по носу, а потом увел меня.

Валдису не понравилось ее замечание, сквозившее симпатией к спасителю. Чтобы не выдавать свое раздражение, он решил просто ждать, когда Инга сама не выдержит гнетущей тишины, и молча смаковал вино. И дождался.

— Мы друзья с детства, вместе в Таллине жили, — Инга начала осторожно выдавать порции тщательно дозированной правды. — Наши дома стояли друг против друга. Когда мне было лет пятнадцать, мама Стасика умерла. Отец увез его в Питер. Теперь вот встретились.

— Какие интересные бывают в жизни совпадения, — с трудно скрываемой иронией подивился Валдис. — Продать, что ли, вашу историю в Болливуд?

Инга резко обернулась:

— Так вот отчего ты такой заторможенный! Ну, и что же тебе про нас наговорили? А?!

Валдис опешил — не ожидал, что его худшие подозрения подтвердятся с такой легкостью:

— Значит, было между вами что-то кроме дружбы?

Поняв свою ошибку, Инга досадливо закусила губу. Необходимо было побыстрее составить вразумительное оправдание. Главное — не слишком привирая!

— Ну, — она сжала дрожащие пальцы до побеления, — после школы, перед его уходом в армию был у нас небольшой роман…

— Который при недавней встрече повторился вновь, — хмуро кивнул Валдис. — Вот где ты пропадала!

— Да у Светки я жила! — психанула Инга и отвернулась. — И вообще — у нас с тобой тогда еще ничего не было. Так что и ревновать глупо!..

— Ревновать? — Валдис скрывал под нарочитым спокойствием вулкан страстей, проступивший наружу красноватыми пятнами на лице. — Было бы к кому…

Плюнуть бы на этот идиотский разговор, да нельзя: нужно хоть что-то разузнать про каратиста-ремонтника.

— Он, говорят, в каком-то зачуханном автосервисе вкалывает. Или врут?

— Ну и допрашивай тех, кто говорит! — огрызнулась Инга. — Чего ко мне пристал?

— Слухи ходят, что он с бандюками связан, — придумал на ходу Валдис, и, довольный своей придумкой, обернувшейся изумленной Инге пояснил: — Кто-то начал «бомбить» ломбарды. Свидетелей не оставляют. Я всего сейчас боюсь.

Инга внимательно всмотрелась в Валдиса. Она частенько изображала из себя наивную таксу, но даже самая простецкая собачонка временами поражает отменным чутьем. Третий глаз рисовал сейчас Инге на невинно хлопающем ресницами лице Валдиса роскошный нос Пиноккио.

— Не знаю я про его связи, — заверила она, наконец, что было чистейшей правдой.

Она всем сердцем чувствовала, что Стасик не может быть связан с плохими людьми. Но Валдису этих подробностей выкладывать не стала. Нужно было предупредить Стаса о возможной опасности.

После обеда Стаса повезли на следственный эксперимент. Сидя в душном фургоне полицейского «козлика» в обществе смешно сурового, совсем молодого младшего сержанта, уголком губ он улыбался счастливой перспективе хоть пару часов побывать в знакомом и совсем не похожем на камеру месте. Его охранник по-своему истолковывал блеск в глазах опасного подозреваемого и не убирал руку с колена ни на секунду, готовясь в любой момент залезть в предусмотрительно расстегнутую кобуру.

Мужики в автосервисе обалдело глазели на окруженного полицией Стаса и пытались выудить у него хоть что-нибудь о загадочных трупах. Слухи, судя по всему, ходили самые жуткие, но пообщаться подследственному не позволили.

Да и не дали толком порадоваться смене обстановки. Если немного симпатизировавший Стасу Радченко пытался вести дело не спеша, как бы основательно, то мерзкий Крисман рвал и метал — выслуживался, зараза! В результате его стараний все дело ужали до сорока минут.

— Так, везите его обратно! — приказал вислоусый служака. — Он нам больше не нужен, пусть в «номере» прохлаждается!

Он никак не мог простить Стасу эксцесс с соседями по первой камере, когда трое старожилов стали объяснять новичку что-то про мужское братство, маму и одну общую сиську, а тот их не понял и, недолго думая, уложил «спать». Конечно, можно было бы приписать наглому Петракову еще один пункт в его славное дело. Но вмешался Радченко, который все старания помощника зарубил, а задержанного просто перевел в другую камеру, где он пребывал в компании доходяг, посмеиваясь над Крисманом и неудавшейся попыткой запугать подследственного.

В обратную дорогу Стасу выделили нового провожатого — здоровенного мордоворота, какие обычно от не фиг делать гнут подковы да гвозди кулачиной забивают. Первому «ангелу-хранителю» пришлось срочно сорваться в больницу, куда с сильным отравлением угодила вдруг его жена.

Минут пять охранник и его подопечный тряслись в фургоне, искоса поглядывали друг на друга и изо всех сил изображали расслабленный вид. Правда, Стас и в самом деле не слишком напрягался, ибо ничего дурного от старшины Голованько не ожидал. Просто странная произошла замена, немного настораживающая.

Когда «козлик» выехал на один из проспектов, полицейский бугай подскочил вдруг к Стасу, повалил его на скамью и обхватил шею потными лапищами.

— Теперь тебе точно конец, ублюдок! — пробасил он, усиливая охвативший Стаса ужас вонью из годами нечищеной пасти.

На какое-то время ублюдок растерялся и обмяк. Хрипя сдавливаемым горлом, он с тоской думал лишь об одном: «Чего это все так накинулись на меня? Уже и менты почитают за честь ухайдакать бедного Петракова!»

Стало вдруг так обидно за себя! Такая ярость вскипела в сжавшемся от боли и самосострадания сердце!

«Ну уж нет! Скорее вы все передохнете, чем случится что-либо со мной!»