Валерий Фурса - Десятая заповедь

За шесть часов работы, при пятидневной рабочей неделе, мы будем платить вам по 120 гривен в месяц. На руки будете получать чуть больше сотни. Остальное уйдет на налоги, которые взымаются с зарплаты каждого работника в пользу государства. Пожелаете работать еще и по субботам, то за каждый такой отработанный день будете получать дополнительную зарплату. Двойную, как это предусмотрено действующим законодательством.

Это — по поводу оплаты за ваш труд. А теперь о самой работе. В первую очередь, нам надо помочь нашему лесничеству в вырубке подлеска. Чтобы лес наш не был таким захламленным, чтобы ценные породы деревьев могли свободно расти и развиваться. Потом будет работа по сбору лекарственных трав, грибов, лесных ягод и орехов. Надо будет еще камыш нарезать и специальные маты из него плести. Стены ими утеплять будем. Будут и другие работы. Но все — вам посильные.

— И за это вы будете платить деньги? — не сдержался удивленный Петька.

— Может, для кого-то такая работа может показаться и не работой вовсе. Но для нас она очень важная. Поверьте, что глупостями мы заниматься никогда не будем. Квалифицированных работников, взрослых, мы на такие работы отвлекать не можем. У них более тяжелые, трудные и ответственные дела есть. А вот на вашу помощь мы очень даже рассчитываем. Ну, так что? По рукам?

— По рукам! — почти в один голос выкрикнули мальчишки и чуть не в ладошки захлопали от радости. Еще бы! И работа, как игра, и деньги платить будут!

Обрадованный такой реакцией своих будущих работников, Василий подставил свою руку, и на нее сразу же опустилась Петькина ладошка. Ее тут же накрыли руки его друзей. А Николай сверху накрыл их своей широкой пятерней. Так у них появилась новая производственная бригада. Как потом оказалось, одна из лучших бригад.

От приятных воспоминаний Николая оторвал дежурный по отделению, открывший дверь камеры и попросивший задержанного к выходу.

— Следователь с вами поговорить хочет, Николай Федорович. Пойдемте со мной. И очень вас прошу — не сердиться на меня. Сам вижу, что Макар наш глуп, как ишак, но должность у него чуть повыше моей. А начальнику отделения о его поведении я уже доложил.

Николая ввели в тот же кабинет, где он уже имел сегодня разговор с одним из представителей закона. Чтоб ему ни дна, ни покрышки, такому представителю! Наверное, обычные люди и закон уважали бы куда больше, и исполняли бы его надлежаще, если бы представители этого самого закона сами были порядочными людьми. А не такими прохиндеями, как полицай-Макар.

За столом сидел совсем еще молодой человек. По всему видно — вчерашний выпускник университета.

— Присаживайтесь, Николай Федорович. Имею к вам несколько вопросов. Раз уж вы здесь оказались…

Николай кивнул на настольную лампу и скривил рот в ухмылке:

— Что? Тоже просвечивать будете?

— Вижу, что Макар Иванович уже отличился, — сокрушаясь, помахал головой следователь. — Но, все же, хочу вызвать вас на откровенность. Меня зовут Сергей Петрович. Надеюсь, что мы с вами сумеем найти общий язык. В конце концов, сделаем это для вашего друга.

— Дайте ручку и лист бумаги!

Следователь подал ему ручку и бумагу.

— О чем писать будете?

— О наболевшем, — проворчал Николай, и взялся писать.

— Вот! — подал следователю спустя минуту. — Прошу дать официальный ход! А теперь, если вы того действительно желаете, можем и поговорить. Для того я сюда и ехал.

Следователь молча прочитал написанное Николаем.

— Так… Если хотя бы половина из написанного вами — правда, то я и сам буду требовать увольнения старшего лейтенанта Калитченко из милиции.

— А я неправды ни писать, ни говорить не умею. Родители сызмальства не научили. А теперь этому искусству мне поздно учиться. Да и не по нраву оно мне. Оставим его нашим политикам…

Больше часа разговаривал Николай со следователем. Но ни один из них так и не смог придумать хоть какую-то, приемлемую для них, версию по поводу причин преступления и личностей, которые могли бы его совершить. Услышав, что Василий не погиб, Николай от радости чуть ли не до потолка подпрыгнул. И такая неподдельная радость сияла в его глазах, что следователь сразу же поверил в его невиновность. Хотя и не позволяла того его должность, но поверил.

— Вы сейчас пойдете домой, Николай Федорович, — надлежащим образом оформив протокол опроса свидетеля, сказал ему следователь. — Я вас не имею права задерживать. Но и опыта достаточного у меня еще нет. Хочу, чтобы вы мне немного помогли. Так как у нас с вами уже сложилась такая неприятная ситуация, мне бы надо взять у вас подписку о невыезде. Сразу скажу, что это тоже не вполне законно. А, может, и совсем незаконно. Я просто прошу вас о таком одолжении для молодого и совсем еще зеленого следователя.

— Я бежать никуда не собираюсь. Если вам это хоть чем-то поможет, то я дам вам такую подписку. Но я ведь тоже не могу сидеть, сложа руки. Потому сразу предупреждаю, что если у меня возникнут хоть какие-то подозрения по поводу данного преступления и если для выяснения его обстоятельств мне срочно надо будет куда-то поехать в пределах района и даже области, а вас не будет на месте, то я все равно поеду. Да и по делам мне довольно часто приходится в Вербное ездить. Или еще куда-то. Могу вас заверить только в том, что ночевать я всегда буду дома.

— Вот и договорились. А сейчас, давайте, подойдем к начальнику отделения милиции с вашей жалобой. Я еще и от себя кое-что допишу. Насколько мне известно, там и рапорт дежурного уже есть.

Начальник милиции был из своих, из местных. И он знал буквально всех в городке, и о нем все и все хорошо знали. Либерал, который со всеми хотел быть в добрых отношениях, в глубине души он осуждал поступок своего подчиненного, но в то же время и жалел его.

Подполковник прочитал жалобу Николая, а потом и рапорт следователя, написанный при нем же. Даже воды прямо из графина отпил, пытаясь хоть как-то унять свое волнение.

— Я хорошо понимаю ваше возмущение, Николай Федорович! Поверьте мне, что виновный в этом недоразумении будет наказан. Но, мне кажется, что вы требуете слишком сурового наказания. Ведь, если мы выгоним его из милиции, то он потеряет и стаж милицейский, и право на пенсию по выслуге лет. Стоит ли его так уж сильно бить по карману?

— Вы знаете, Иван Трофимович, наши рабочие с утра до вечера очень тяжело работают. До выхода на пенсию у них трудового стажа по тридцать пять-сорок лет набирается. А пенсию в результате получают такую, что только на хлеб и воду с трудом хватает. А ваш хам-милиционер, издеваясь над людьми двадцать пять лет, потом получает в три раза большую пенсию. Я вообще такое положение дел считаю несправедливым. А по отношению к Калитченко — тем более. Даже не уговаривайте меня! И не только потому, что он на меня лично руку поднял. Многие люди о нем такого же мнения. Вам надо было раньше меры принимать. Раньше надо было из него человека делать. А теперь уже поздно. Из хама пана еще никто не сделал.