Иван Аврамов - Алиби от Мари Саверни

— Да, Феликс, согласен, — поднял руки вверх Глеб. — Действительно, в твоем взгляде есть что-то магическое. Без всяких шуток! Что ж, постарайся вывернуть наизнанку молодого Яворского. А я уж посмотрю, что мне расскажет его батюшка.

— Смотри только, Глеб, никаких ссылок на «Лунный камень».

— Я, между прочим, там и не был. У меня, как знаешь, свой источник информации… Кстати, и ты ссылайся на него! Не называя, естественно, имени-фамилии…

Как и в первое посещение, Сосновка показалась Глебу земным раем — красота, тишь, покой, умиротворенность. Воздух необыкновенно чист, а запахи от близкого леса, лугов с травой и цветами, реки перемешались так, что тех, кто изнывает сейчас в загазованном городе, невольно хочется пожалеть. «Хорошо все-таки устраиваются некоторые в стране, где вся власть принадлежит народу, а все остальное принадлежит власти, — подумал, усмехаясь, Глеб. — Эх, вывезти бы сюда хоть на недельку моих, то-то порадовались бы!»

Доступ во владения миллионера ему открыл садовник Тихон Петрович, который, как можно было догадаться, готовился орошать аккуратно, с английской тщательностью подстриженную травку на площадке для игры в гольф — на задах идеально ухоженного двора змеился черный шланг.

— Не нашли? Тех, кто Полину Геннадьевну сгубил? — явно волнуясь, спросил садовник.

— Пока нет. Иногда, бывает, злодей попадается быстро, а иногда — сами знаете…

— Да-да-да, — мелко закивал головой Тихон Петрович. — Подождите секундочку, сейчас Алевтина проведет вас к хозяину.

Домработница пытать Глеба расспросами не стала, а молча отвела его в бильярдную, где Валерий Яковлевич в одиночку гонял шары в лузу.

— И кто же побеждает? — шутливо воскликнул Губенко, проследив за тем, как мастерски орудует кием Яворский.

— Я, конечно, — живо откликнулся миллионер. — Но опять-таки я и проигрываю. Такая вот диалектика. Рассказывайте, как расследование? Подвигается?

— Увы, — развел руками Глеб. — Версии, конечно, какие-то выстраиваем, но чисто умозрительно. Доказательствами, уликами в пользу той или иной пока что не располагаем. Валерий Яковлевич, вы твердо уверены, что Полина вам никогда и ни с кем не изменяла?

— Да, — отрывисто, с легким раздражением подтвердил Яворский и, мгновенно прицелясь, с силой отправил шар в дальнюю лузу. Не попал, правда, и не потому, что не хватило умения — просто шар был незабиваемым. — А что, располагаете на сей счет какими-то сведениями?

— Придется огорчить вас, но это так.

Старик потемнел лицом, оно стало жестким, неприятным и, что удивило Глеба, простонародность черт его на миг словно сошла на нет, уступив место благородству, некоему аристократизму — чем-то Валерий Яковлевич сейчас напоминал древнеримского патриция. Бывает, оказывается, и так — злость делает человека красивее, утонченнее.

— Вы можете рассказать мне что угодно. Только я не поверю в это. А вообще-то… — Валерий Яковлевич запнулся, и аристократизм в его облике тут же улетучился, уступив место обычной невыразительности, простоватости, — а вообще-то… пощадили бы старика.

— Если б речь у нас с вами шла об обыкновенной житейской истории, я бы даже не заикнулся об этом, — мягко сказал Глеб. — Но поскольку совершено тяжкое преступление, ясность просто необходима… Значит, вы утверждаете, что у вас не было никаких оснований подозревать жену в адюльтере?

— Да, утверждаю, — бросил на Глеба взгляд исподлобья Яворский.

— Тем не менее, нам стало известно, что Полина состояла в тайной связи… — Глеб намеренно сделал паузу, дабы убедиться, насколько напряжен в эти мгновения Валерий Яковлевич.

— С кем, позвольте полюбопытствовать? — не выдержал тот.

— С вашим сыном.

— С моим сыном? Да вы с ума сошли! Кто, интересно, нашептал вам на ухо подобную чушь? — Глебу показалось, что дай старику волю, и он тут же проткнет его кием, как шпагой.

— Валерий Яковлевич, успокойтесь, пожалуйста, я понимаю, как больно вам слышать все это. И все же… Полина иногда делилась кое с кем самым сокровенным. Трудно ведь не поделиться, особенно тогда, когда чувствуешь за собой вину. Ее, думаю, тяготило, что она вас обманывает. Если б еще с чужим человеком… Тогда б ей было легче. А так она… С вашим сыном, вот в чем дело… Но… Неужели вы ничего не знали, не догадывались об этом?

— Нет, — набычился Яворский. — И сейчас, между прочим, не верю, что Полина могла…

— Однако это так. Как и то, — Глеб решил бросить в бой козырную карту, — что Виталий с Полиной вместе отдыхали за границей. Нам известно, где и как это происходило.

— И откуда, интересно, такая информация?

— Сопоставили зарубежные вояжи, предпринятые ими, по времени и географии, — здесь Глеб уже вовсю блефовал, хотя кое-какой базой все же располагал — вчера вечером он позвонил директору модельного агентства Эвелине Викторовне Борщевской, и та назвала ему адреса заграничных командировок Полины Яворской. — И представьте себе, Валерий Яковлевич, весьма нередко получалось так, что ваш сын выкраивал во время служебной поездки день-два, чтобы пересечься с вашей женой в каком-нибудь милом европейском городе, живущем неделей высокой моды, или, скажем, на знаменитом курорте. Счастливые случайности здесь, конечно, не при чем. Хотите, назову некоторые адреса? Вот, скажем…

— Не надо, — устало попросил Яворский, бросил кий на темно-зеленое сукно биллиардного стола, подошел к окну, из которого открывался чудесный вид на изумрудную площадку для игры в гольф, на реку, на заречный лес и так, спиной к Глебу, простоял довольно долго.

— Стало быть, вы в курсе, — по-прежнему не оборачиваясь, наконец-то выдавил он из себя. — Да, уважаемый Глеб Павлович, сии факты имели место быть. К великому сожалению…

Он помолчал и добавил:

— И Виталий, и Полина не сумели устоять перед чарами друг друга — оба красивы, молоды, полны нерастраченной энергии. Но если ее я как-то могу понять, то сына оправдать не в силах. Я бы на его месте так не поступил. Значит, не во всем он пошел в меня…

Последнее Яворский выговорил столь печально, а во всей его фигуре, в сгорбленной, что только сейчас бросилось в глаза, спине так явно проступила стариковская беззащитность, что сердце Глеба наполнилось жалостью. Но работа, увы, к сантиментам не располагает, поэтому приходится гнать их прочь.

— Валерий Яковлевич… И что потом? Вы сделали вид, что в полном неведении?

— С какой стати? Я не из тех, чье достоинство попирают, а он молчит. Естественно, последовало объяснение — сначала с Полиной, затем с Виталием. Надо отдать им должное — юлить не пытались. В грехе сознались и, по-моему, искренне раскаялись. Конечно, все трое пережили это тяжело. Но больнее всего было мне. Им стыдно, мне — горько. Объяснились и решили забыть про все про это. Словно его и не было. Извините, что сразу вам не рассказал, язык не поворачивался — настолько все глубоко личное…