Наталья Александрова - Розы для киллера

— Примерно месяц назад, — ответил он. — Допустим, ему надо было помелькать немного, познакомиться с Аделаидой, с Глебом, но долго тут торчать не входило в его планы, кто-то мог им заинтересоваться, узнать, кто он на самом деле.

Адвокат пожал плечами:

— Возможно, он наводил справки, присматривался, разрабатывал план преступления.

— Возможно, — поддакнула я, но в душе у меня гнездились определенные сомнения: может быть, престарелый адвокат готовит каждый свой шаг месяцами, но молодой энергичный гангстер… это вряд ли.

Ромуальд негодующе взвыл в коридоре, наступило время его вечерней прогулки, и он не желал ждать ни минуты. Адвокат собрался уходить. На прощание он отвел меня в уголок, крепко сжал мою руку и сказал, что, несмотря на печальные события, он не жалеет, что приехал в Россию, потому что здесь он познакомился с такой очаровательной молодой женщиной, как я. Я прикинула в уме — на вид ему лет семьдесят, а на самом деле небось еще больше, потому что в приличных капиталистических странах старички очень хорошо сохраняются. А хватка сохранилась, и глаза молодо блестели.

Я улыбнулась старичку как можно нежнее, потому что такие вещи у меня всегда вызывали уважение.

Володя смотрел на него волком, а Ромуальд вообще чуть не цапнул.

Мы усадили старичка в машину и распрощались. Володя хмуро молчал, мне стало смешно.

— Не бойся, дорогой, я никогда не променяю тебя на американского адвоката. Не сердись, видишь, с Ромуальдом мы уже помирились.

И правда, такс любил меня по-прежнему.

— Поедем ко мне! — попросил он.

Я вовсе не собиралась сегодня это делать, потому что дома накопилось множество дел, Лизавета совершенно замучилась, но я решила, что если не поеду, то он разобидится надолго.

У входа в его мастерскую мы застряли, потому что этот растяпа куда-то задевал ключи. Неужели потерял? Он долго искал их по всем карманам, наконец обнаружил большую дырку, но ключи, к счастью, провалились за подкладку. Я осмотрела куртку, подумала, что хорошо бы ее вообще выбросить и купить новую, но потом решила пока зашить карман. Оказалась, дырка была уже давно, потому что за подкладку провалилось куча всего. Там были деньги, даже одна сотенная бумажка, использованные трамвайные билеты, какие-то бумажки и… я не поверила своим глазам — карточка, та самая карточка, что я когда-то дала Володе в переходе метро. Это была именно она, потому что уголок ее я тогда случайно испачкала губной помадой, вот оно, маленькое пятнышко. Та самая карточка, на которой были написаны имя и телефон человека, которого заказали. И кто же это, как его или ее зовут?

— Володя, — прошептала я побелевшими губами, — посмотри!

На карточке было написано: Работа, ниже — номер телефона, а еще ниже было имя — Вера Сергеевна. Володя выхватил у меня из рук карточку, прочитал шепотом, потом взглянул на меня:

— Это же ее телефон! Веры Сергеевны! — Но я и так уже все поняла.

Я поняла, почему так долго готовил свое преступление Джордж Верри, он же Джордж Мали, или как там его звали на самом деле. Приехав в Россию, он начал с того, что заказал убийство Веры Сергеевны профессионалам. Очевидно, он поставил условие, чтобы убийство было оформлено как несчастный случай, чтобы у милиции не возникло подозрения, что убийство заказное. Он заплатил деньги и стал ждать результатов. Не мог же он уехать, не убедившись, что дело сделано как надо. И тут на его пути встала совокупность роковых случайностей, в результате которых киллер отнял у Володи совершенно не те карточки, а карточка с нужной ему информацией так и провалялась в Володином кармане. В итоге киллер убил совершенно непричастных к делу женщин, а заказ американского гангстера остался невыполненным. Тогда Джордж, разочаровавшись в наших местных специалистах, решил действовать по известному принципу: хочешь что-нибудь сделать — сделай это сам. Он выследил Веру Сергеевну, узнал, где она живет и работает, а потом придумал серию убийств, которая должна была создать видимость преступления, направленного против Аделаиды, против Глеба, а смерть Веры Сергеевны оказалась как бы в их тени, и следствие зациклилось бы на поисках убийцы, заинтересованного в смене руководителей галереи, но никак не уборщицы.

И только совершив всю серию убийств, Джордж понял, что его может выдать сходство с отцом, и решил уничтожить все фотографии из альбома Веры Сергеевны. И только эта попытка стала для него роковой, во всем остальном он преуспел.

Я очнулась от невеселых дум и заметила, что сижу на диване, а Володя устроился напротив меня с мольбертом и пишет мой портрет. Наверное, он писал с натуры, раз смотрел на меня одновременно и внимательным и отсутствующим взглядом. Я застыла, боясь пошевелиться. Володя взглянул на меня, поморщился и сказал, чтобы я не дурила, а вела себя естественно, а то ничего не получится.

— А разговаривать можно? — робко спросила я, ведь с меня никогда еще не писали портретов, и я не знала, как надо себя вести, позируя.

Нужно, обязательно со мной поговори. Знаешь, что я думаю? — продолжал он. — Если бы я не купил тот дурацкий букет, мы бы никогда не встретились.

— Неправда, это Ромуальд во всем виноват, — засмеялась я. — А если серьезно, то не знаю, что и думать. С одной стороны, жаль, конечно, Веру Сергеевну, но если бы все шло по плану, остались бы в живых шесть человек.

— Не знаю, как там другие, те, кого киллер убил по ошибке, но Аделаида вполне заслужила такую смерть, — нахмурился Володя, — я тебе потом порасскажу, что она с людьми делала.

— Не нам решать, — вздохнула я, — но уж если на то пошло, то во всем виноват бывший муж Веры Сергеевны, американский миллионер, чтоб ему на том свете пусто было. Если бы он не завещал свои дурацкие миллионы Вере Сергеевне, она сейчас была бы жива. А то при жизни наделал ей гадостей, а потом решил реабилитироваться. Как будто деньгами откупишься! И уж если сыну не хотел Деньги отдавать, то сразу завещал бы все благотворительному фонду. Инвалидов много, всех не перережешь!

— Тебя не спросил, — усмехнулся Володя.

— А можно посмотреть, что у тебя выходит?

— Нельзя! — закричал он. — И вообще я сегодня работать не могу,, отвлекаюсь, так что иди сюда и поцелуй меня. А потом я пойду в душ смывать краску.

Я все-таки посмотрела, что он там нарисовал, пока было не совсем понятно, но, в конце концов, это не важно. В душ он попал только часа через два, а я немного задремала. Разбудил меня длинный телефонный звонок. И кто это так поздно, ведь первый час ночи! Из ванной доносились шум воды и Володино немузыкальное пение, у него совершенно не было слуха. Я послушала звонки и сняла трубку.

— Я слушаю!

На том конце провода удивленно помолчали, потом женский голос спросил: