Михаил Черненок - Брызги шампанского

– Не придумают они вдвоем за ночь «ход конем»?

– Шахматный конь тоже попадает в западню.

Голубев вздохнул:

– Как бы нам прорваться в «Белый дом» Гусяновых и потолковать с неразговорчивой Анной Сергеевной. Она наверняка многое знает.

– Прорвемся и потолкуем, – уверенно сказал Антон.

В Раздольное приехали перед закатом солнца. Село выглядело притихшим и малолюдным, пустовала, словно осиротевшая, таверна. Скучавшая за стойкой грустная Лиза Удалая сказала, что Андрей с Богданом Куделькиным сейчас в поле жнут пшеницу и вернутся по домам, наверное, только в середине ночи. Она без малейших колебаний согласилась передать им повестки.

– Какие новости в деревне за сегодняшний день? – спросил Бирюков.

– Никаких нет, – без обычной улыбки невеселым голосом ответила Лиза. – Вот разве только Упадышев и Замотаев протрезвели и напросились в помощники к Богдану с Андреем, спозаранку уехали с ними.

– Об убийстве Гусянова что люди говорят?

– Утром приходившие за свежим хлебом старухи судачили, будто слышали от нашего Ромки, что Володьку застрелил из снайперской винтовки его друг. Когда братец по привычке забежал после школы за жевательной резинкой, я у него спросила, от кого он такое услыхал. Тот сразу признался: «Сам придумал». – «Зачем?» – «Чтобы бабкам было о чем языки чесать». Дала сорванцу подзатыльник и без жвачки отправила домой.

– А вы к тому, что раньше рассказывали, не можете что-то добавить?

Лиза вроде бы хотела перекреститься, но, смутившись, опустила глаза и тихо заговорила:

– Истинный Бог, я ничего больше не знаю. И Андрей наш ничего толкового вам не скажет. Вчера мы с ним допоздна просидели, а разумного ответа ни на один вопрос не нашли. Богдан Куделькин, по его словам, тоже не в курсе дела. Вы лучше поговорите с Анной Сергеевной Гусяновой. Кстати, она сегодня днем приходила сюда, чтобы позвонить вам, но из прокуратуры ответили, что ни вас, ни следователя на месте нет.

– Разве Анна Сергеевна не больна? – стараясь не выказать мелькнувшего удивления, спросил Бирюков.

– Сказала, что ночью был сердечный приступ. Пришлось, мол, даже «скорую» из райцентра вызывать. После оказанной врачом помощи стало легче.

Из дальнейшего разговора с Лизой Бирюков узнал, что Семен Максимович Гусянов вчера приехал домой поздно, когда Лиза уже закрывала таверну. Кроме него в машине никого не было. А уехал он из дома, видимо, сегодня рано утром. Во всяком случае, днем Лиза не видела ни «Тойоты», ни Гусянова. Катафалк в Раздольное вообще не заезжал, и о похоронах никто из селян ничего не знает. Анна Сергеевна, дозваниваясь до прокуратуры, ни слова не сказала, о чем она хочет переговорить с прокурором. Лишь пожаловалась на Семена Максимовича, что тот, уезжая из дома, каждый раз увозит сотовый телефон, и теперь, мол, если вторично прихватит сердце, то и врача не вызовешь. И вообще Анна Сергеевна была сегодня на редкость доброй и какой-то непохожей на себя. Вероятно, смерть сына повлияла на нее очень сильно, хотя об этом она тоже не обронила ни словечка.

Оставив Голубева в машине, Бирюков с Лимакиным тут же направились к гусяновскому «Белому дому». Едва лишь Лимакин постучал во встроенную в металлические ворота калитку, из дома послышался басовитый лай, и почти тотчас оттуда вышел пенсионного возраста мужчина. Узнав, что представители прокуратуры хотят видеть Анну Сергеевну, он без всяких вопросов впустил их в ограду, затем молча провел в коттедж. Показав на устланную яркой, малинового цвета, ковровой дорожкой лестницу с высокими перилами, проговорил:

– Проходите на второй этаж. Хозяйка там.

Бирюков с Лимакиным поднялись по лестнице и вошли в просторную роскошно меблированную комнату с окнами, выходившими на таверну. Паркетный пол, обои на стенах и убранство комнаты были точно такими, как в кузнецкой квартире Гусянова. Отличие заключалось лишь в том, что одну стену здесь полностью занимали застекленные книжные полки, плотно уставленные книгами с глянцевыми корешками, да в левом переднем углу бесшумно отсчитывал время сияющий медью маятник высоких напольных часов.

Анна Сергеевна в черном траурном платье и таком же платке, повязанном по-старушечьи под подбородком, сидела посередине комнаты у круглого стола и со сосредоточенным видом то ли гадала на картах, то ли раскладывала какой-то очень трудный пасьянс. Она настолько была увлечена своим занятием, что, когда Бирюков поздоровался, вздрогнула от неожиданности, разом собрала карты в колоду и лишь после этого сказала:

– Здравствуйте… Вы из прокуратуры?..

– Я районный прокурор, – представился Антон и указал на Лимакина. – А он следователь.

Анна Сергеевна вялым жестом руки пригласила сесть напротив нее. Затем вскинула на Бирюкова заплаканные глаза и, словно не зная, с чего начать разговор, смущенно проговорила:

– Сегодня пыталась дозвониться до вас, однако мне сказали, будто вы со следователем уехали в Кузнецк.

– Да, мы сейчас возвращаемся оттуда, – ответил Бирюков. – О вашем звонке узнали от Лизы Удалой и решили, не откладывая, встретиться с вами. Вы, вероятно, хотели что-то узнать о трагедии, случившейся с сыном?

– Конечно, именно об этом хотела переговорить по телефону.

– В таком случае, чтобы наша беседа не носила частный характер, не будете возражать, если следователь сделает магнитофонную запись?

– Поступайте, как считаете нужным. Я не собираюсь лгать и могу подписаться под своими показаниями.

Лимакин достал из «дипломата» портативный магнитофон, поставил его на середину стола и, щелкнув кнопкой, включил запись. Анна Сергеевна уставилась в черную коробочку немигающим взглядом и, не дожидаясь вопросов, заговорила напряженным голосом:

– Я, Гусянова Анна Сергеевна, официально заявляю районному прокурору, что моего сына Владимира убил мой муж, то есть Володин отец, Семен Максимович Гусянов…

На одном дыхании выговорив столь длинную фразу, она, побагровев, умолкла и пальцами показала Лимакину, дескать, выключи. Когда тот выполнил ее просьбу, раздраженно сказала:

– Мне воздуха не хватает говорить под эту шарманку.

– Не обращайте на нее внимания, – посоветовал Бирюков. Вроде бы проверяя, он пощелкал кнопкой и оставил магнитофон включенным. – В официальном протоколе не будет ничего лишнего. Следователь оставит только главную суть ваших показаний.

– Тогда задавайте вопросы.

– Хорошо. На чем строятся ваши обвинения Семена Максимовича в убийстве сына?

– На его безразмерном обогащении. Пользуясь попустительством районных властей, Семен Максимович в последние годы настолько погряз в коммерции, что теперь и сам не ведает, какие гадости творит. Разоренное акционерное общество он использует в качестве ширмы, прикрываясь которой, можно перекачивать казенные деньги на собственные счета в коммерческих банках. Ворочает сотнями миллионов, а одураченным акционерам от случая к случаю раздает мизерные авансы, как подачки с барского стола. Узнать у него правду стало труднее, чем у змеи отыскать ноги. Врет на каждом шагу! Даже мне соврал, будто Володя погиб от неосторожного выстрела на охоте. Брехня собачья! Он развратил сына с детских лет потачками. Знаю, на людях Гусянов в плохом воспитании сына обвиняет меня. Поверьте, все наоборот. Когда Володя бросил институт, я говорила мужу: «Если парень не хочет учиться, посади его на трактор. Пусть от зари до зари пашет землю и зарабатывает себе на хлеб». Думаете, послушал? Куда там! Взъерепенился: «С ума сошла! Сын председателя – тракторист. Куры нас засмеют». Чтобы Володя от безделья не безобразничал в Раздольном, отвез его в Кузнецк. Купил там ему квартиру и японскую автомашину, познакомил с какими-то уголовниками. Втравил его в свою коммерческую авантюру и теперь вот лишил Володю жизни…