Михаил Черненок - Брызги шампанского

Анна Сергеевна перестала коситься на магнитофон, уставилась немигающим взглядом в глаза Бирюкову и говорила, говорила, говорила. Видимо встревоженный сердитым голосом хозяйки, за стенкой трубным басом залаял дог. Это как будто охладило Анну Сергеевну.

– Банзай, молчать! – громко крикнула она.

Лай сразу прекратился. Воспользовавшись паузой, Бирюков сказал:

– Хотелось бы услышать не общие обвинения в адрес Семена Максимовича, а что-то конкретное.

– Что именно?

– Скажем, каким образом он лишил сына жизни?

– Самым простым, – упавшим голосом ответила Анна Сергеевна. – Подвел, мерзавец, Володю под пулю.

– А поточнее?

– Что тут еще уточнять…

– Тогда расскажите, в какую авантюру Семен Максимович втравил Владимира?

– Гусянов не посвящал меня в подробности своих бесчисленных авантюр.

– Зачем же завели такой разговор?

– Чтобы усадить на скамью подсудимые убийц Володи.

– Кто они?

– Заказчик – отец, исполнителя не знаю.

– Трудно поверить, чтобы отец сделал подобный «заказ».

– Вы не знаете Гусянова! На этом мерзавце пробу негде поставить. Когда дело касается богатства, он способен совершить такое, на что нормальный человек никогда не решится.

– Вы ненавидите мужа?

– Ненавижу.

– С таким чувством трудно быть объективной.

– Ничего подобного! Я слишком долго угождала ему. Ради обеспеченной жизни терпеливо сносила все унижения, стала нелюдимой затворницей, но когда он не позволил мне похоронить родного ребенка, терпение мое лопнуло. Не думайте, что я свихнулась от горя. Нет! Я отдаю отчет своим словам и сделаю все от меня зависящее, чтобы усадить мерзавца за решетку. Одного боюсь… как бы Гусянов скоренько не отправил меня в могилу следом за сыном.

– Не преувеличиваете? – недоверчиво спросил Бирюков.

– Нисколько. Семен Максимович изворотливостью ума не блещет и просчитывать комбинации на много ходов вперед не умеет. У этого наглого хапуги повышенный инстинкт самосохранения. Он непостижимым чутьем улавливает запах паленого и, чтобы спасти свою шкуру, не останавливается ни перед чем.

– Такие люди опасны для общества.

– Еще как опасны… Сегодня утром умоляла: оставь дома сотовый телефон. Если опять прижмет сердце, мне же придется снова врача вызывать. В ответ равнодушное: «Ничего с тобой не сделается. Прижмет, попроси, чтобы позвонили из таверны. Без телефона я как без рук». Из такого ответа сам собой напрашивается вывод, что Гусянов боится меня и хочет скорейшей моей смерти. Таверна ведь ночью не работает…

– Может быть, Семен Максимович просто черствый человек, – возразил Антон.

– Когда ему кто-то нужен, он – сплошная любезность. Здесь же, поверьте, тоже корысть, но иного рода. При обширном инфаркте, допустим, у меня врачи констатируют скоропостижную смерть, и все шито-крыто, у Гусянова – чистые руки. При таком исходе киллеру платить не надо. Дешево, так сказать, и сердито.

– Чувствуется, у вас с мужем произошел серьезный конфликт…

– Очень серьезный. Когда он сегодня утром наотрез отказался взять меня на похороны Володи, я в отчаянии высказала ему все, что сейчас говорю вам, без дипломатических ухищрений.

– Чем Семен Максимович мотивировал отказ?

– Сослался на заключение врача, который прописал мне постельный режим и щадящий покой. Однако, как видите, состояние мое вполне сносное. Я нормально беседую с вами, а днем даже в таверну сходила без особых затруднений. Словом, под видом заботы о моем здоровье Гусянов не моргнув глазом совершил кощунство.

– Вы только что упомянули киллера. Это ради красного словца или Семен Максимович на самом деле пользовался услугами наемных убийц?

– Конечно, пользовался.

– Когда?

– В прошлом году по его заказу некий Рудольф застрелил в Кузнецке мужа, точнее сказать, сожителя Лизы Удалой.

– Чем Лизин сожитель насолил Семену Максимовичу?

– Попросту говоря, он вроде бы отбил Лизу у нашего Володи. С горя парень стал злоупотреблять спиртным, и Гусянов, спасая сына, избавил его от соперника.

– Это, кажется, ничего не дало?

– И не могло дать. Не зря же говорится, что силой мил не будешь. Когда узнала о случившемся, пришла в ужас. Заварить кровавую кашу ради того, чтобы добиться расположения неглупой женщины, какой является Лиза, к нелюбимому парню, способен только круглый идиот. Собственно, в женском вопросе Гусянов таков и есть. Да и коммерческие его дела, если судить по большому счету, имеют признаки идиотизма.

– С вами насчет того «заказа» Семен Максимович не советовался?

– Упаси меня Бог быть советчицей в подобных делах. Впрочем, как и в других его махинациях.

– Как же вы узнали об этом?

– Можно сказать, случайно. Нынче в начале лета Володя привез из Кузнецка какую-то винтовку. Сначала за околицей учинил стрельбу из нее, потом разъезжал по селу в машине и бахвалился оружием, какого никто из односельчан не имеет. Узнав такое, Гусянов вечером устроил сыну небывалый нагоняй. Из его крика, который был слышен даже сквозь плотно закрытую дверь комнаты, я поняла, что некий Рудольф, сотворив «мокрое» дело, отдал винтовку Володе, чтобы спрятать, а не для показа всей деревне. Сожалею, что в тот раз я промолчала, не ввязалась в скандал. Теперь близок локоть, да не укусишь…

– А вечером в прошлую пятницу из-за чего возник конфликт у Семена Максимовича с сыном? – спросил Бирюков.

– Начало этого конфликта я упустила. Смотрела «Санта-Барбару»… – Анна Сергеевна нахмурилась. – Когда выключила телевизор и вошла к ним в комнату, они уже поутихли. Володя собрался уходить…

– Он сильно был пьян?

– Заметно. Я спросила: «Ты куда?» – «Домой, в Кузнецк». – «Как в таком состоянии поедешь?» – «За рулем будет друг. Мы на его машине приехали». – «Почему не на твоей?» – «Так надо». Это дословно мой разговор с Володей.

– Значит, он вам сказал, что поедет в Кузнецк? – уточнил Бирюков.

– Да.

– А вот Семен Максимович говорит, будто сын с другом собирался поохотиться на раздоленских лугах.

– Врет! Об охоте не было ни слова. Перебросившись со мной короткими фразами, Володя направил сяк двери. Гусянов сердито ему сказал: «Передашь деньги и чтоб никакой самодеятельности. Понял?» – «Понял», – раздраженно буркнул Володя и ушел. Больше я не видела сына.

– О каких деньгах шла речь?

– Не знаю.

– Неужели не спросили у мужа?

– Нет, я давно у него ничего не спрашиваю.

– Почему?

– Потому, что он никогда не говорит правду.

Бирюков, чуть подумав, сказал:

– У Владимира, кажется, были очень напряженные отношения с братом Лизы Андреем…

– Мне трудно судить, что между ними было. Сын не откровенничал со мной, больше с отцом шушукался. Вместе они строили прожекты.