Андрей Молчанов - Форпост

– Мазу ты за них держал, брат, – поиграл налитыми плечами Урал. – Не надо нам напильником по мозгам… Другое дело – исподволь, аккуратно. Но если с них и была недостача, то иными заслугами ты гасил ее наглухо. С дагестанцем тоже ровно бортами расходился, но, так понимаю, с этой новой химической дури началось у вас рогование, не по нраву тебе она пришлась, а от того сейчас и вопросы…

Так! И дружок Урал решил сыграть в две колоды, осторожничает… Что же тогда изобретет хитроумный Дипломат, тоже его всегдашний союзник?..

– Конечно, мы все понимаем, – раскованно произнес Дипломат, получив на свой обращенный к Фролу взгляд поощрительный кивок от него. – Влечение к Церкви, заходы в нее в свободное от грехов время, родственные связи… Это нормально, это, скажу без балды, свидетельствует о высоте духа… Когда не идет в пику обществу, замечу. Теперь. «Стиры», предположим, сегодня раскинулась в пользу «кентов» нашего товарища. Вопрос один: с его ли руки? Не уверен! Да и вообще весь этот сход мне странен… Не вижу подступов к сверхзадаче: к предъяве! Коли идет такой базар, надо конкретно! Где доказуха?

– Во-от! – добродушно протянул Филат. – Правильно. Мы не гопота, не фраера с угла Третьей фанерной и Четвертой картонной, мы народ штучный и потехи ради сажать друг друга на перо за воздушные грехи не станем. Да и вообще мы из того поколения, которое знает, зачем мнут газету…

Он открыл лежащую перед ним кожаную папочку, надел узкие роговые очки, отчего предстал внезапно в образе дородного властительного бюрократа, и вытащил из папочки листы с ксерокопиями документов.

– Любуйтесь! – тряхнув листами, рассыпал их по столу. – За два дня до этого тарарама дагестанец отдает по бросовой цене две трети своей земли своим соседям. Деньги ими перечисляются. Куда? В какой-то оффшор. Пробили оффшор. Владелец – подставное лицо. На следующий день деньги уходят в другой оффшор, потом – в следующий, оконцовки не найдешь в принципе. Через какой банк крутится эта карусель? Через твой, Арсений! Ты скажешь: ну, и что? Дал свой банк своим людям, пользуйтесь, я и вам, братве, безо всякого навара его предоставлял… Верно! Только никаких документов дагестанец не подписывал! Тому десяток свидетелей! Да он и не сумасшедший, чтобы за бумагу гнилую продавать твердую почву под ногами… Все липа! Качественная, спору нет…

– Назначай экспертизу… – насмешливо произнес Арсений. – Вообще… как мент разглагольствуешь…

– Это сравнение я тебе запомню, – терпеливым тоном произнес Филат. Все лицо его собралось жирными сосредоточенными складками, и теперь он напоминал огромную сытую жабу, выползшую из реликтового океана. – Добавил: – Я понимаю… Бодаться бумажками с Кирьяном, у которого все суды им же писанными приговорами заряжены, время тратить. Но едем дальше. За те же два дня до известного события ты звонишь дагестанцу и просишь его укрыть на стоянке завода фуры со сжиженным газом, якобы твоими пацанами лихо уведенные. Что ж, услугу вору он оказал, даже цену предложил козырную, товар ходовой, но ты его о времени попросил, чтобы подумать, – может, где-то поярче выгорит… Так?

– Так, – сказал Арсений, сознавая, что отпираться здесь бесполезно.

– Вот тут-то и фокус, – произнес Филат внезапно тепло, хотя лицо его было неприязненно, словно в кулак сжато. – Никто, милый друг, эти фуры не угонял. Ты их купил. За нормальную рыночную цену. Вдалеке покупал, у своего человека, Николая Борисовича, по хитрой схеме, но мои парни все раскопали. И все встало на свои места. Дагестанец приютил у себя бомбу. Дальше, почтенные мои товарищи, объяснять вам нечего. Разве насчет американцев? У Кирьяна с ними давняя дружба, вот и решил он раскинуть свой пасьянс, где джокер – его карманный вор в законе… Помог он своим заокеанским друзьям, так полагаю. И привел сюда душегубов, и приютил, и вывел обратно… Но не о том сейчас разговор. Что ответишь, Арсений? – Филат снял очки, небрежно бросил их на полированную, без пылинки, гладь стола.

Арсений спокойно и лениво глянул на подавшегося в его сторону тучным корпусом Смотрящего. Презрительным было лицо Филата, тяжелы набрякшие веки и нижняя чуть оттопыренная губа, злобен и высокомерен взгляд темных глаз. Остальные блаткомитетчики отрешенно молчали, понимая, что теперь их собрата способно спасти лишь чудо.

Уловив еле слышное движение за своей спиной шагнувших к нему «быков», ожидающих финальной команды, Арсений внезапно рассмеялся, оглядывая настороженно взирающих на него судей, сказал:

– Кто такой дагестанец? Авторитет, но не вор. И на разбор с ним я право имел по своему усмотрению.

– Пургу гонишь, – обронил Хорь. – Деловой фраер обществу служил, наше благо крепил. А ты благо в дым обратил. Что скажешь против?

– Представление завершаю! Объяснение следующее! – провозгласил Арсений, с изумлением постигая, что произносит слова странным – веселым и юным, голосом, каким залихватски общался более полувека назад с вязавшей его в пэтэушной общаге милицией. И далее, выждав три секунды, вытащил из расстегнутого заранее рукава рубахи гранату, что минуту назад перекатилась у него из-под мышки к запястью и чье кольцо он надел себе на безымянный палец, обручаясь со смертью.

Граната брякнулась на середину стола, и он с удовлетворением узрел окаменевшие в удивлении физиономии высокого воровского собрания. Именно этакие выражения окружавших его рож он и предполагал…

Затем на горле его запоздало перевилась петля, спинка стула откинулась назад под падающим к полу телом, и тут поверх, обжигая лицо, плеснуло оранжевое, застилавшее все пространство пламя, и упругая мощь взрыва, поглотившая сознание.

… – Вот что мне нравится, это когда гады сами себя мочат! – говорил один оперативный уполномоченный своему сотоварищу, выезжая на машине со двора Смотрящего, еще заполненного автомобилями «скорой помощи», патрульного полицейского транспорта и автобусом криминалистической лаборатории. – Наши упраздненные управления по оргпреступности об этот криминал сначала зубы крошили, после – стравливать его стали всякими комбинациями – что тоже труд немереный, а тут… сами друг друга, по личному почину… Срубили начисто себе голову. Чтоб так всегда!

– Один-то – выжил, – донесся сокрушенный ответ.

– А, этот старик… – почесав затылок, ответил коллега. – Чудеса, точно. Пара осколков в мягких тканях, контужен, но даже глазами вращает… Может, Бог спас.

– Для каких-таких благих дел?

– А… пути Господни неисповедимы. Вот и явил, понимаешь, чудо… Граната вроде оборонительная, осколочная, на двести метров стальную икру мечет… Всех положила! А этот…

– Я когда на войне в Чечне был, – отозвался товарищ, сосредоточенно вглядывающийся в мир за ветровым стеклом, состоящий лишь из двух конусов света, озарявших полосу асфальта в чернильном мраке, – и похлестче несообразность видал… Один дурак на броне, приготовившись к стрельбе, с упора соскользнул и полрожка из «калаша» моему приятелю Сереге Суржикову в упор в грудь засадил. А Серега – отменный боец, богатырь, поморгал вначале удивленно, подумал так… выматерился, и – с копыт. Я ему по морде: не уходи, выныривай! И что думаешь? Пули иглами прошли. Остался жив, хотя стал дырявый, как лейка. Но через год только розовые пятаки по телу, и снова носорогу мог башку свернуть. Говорил, кстати, на том свете по каким-то коридорам бегал…