Андрей Молчанов - Форпост

А на следующий день, предоставив разбираться с хозяйством Федору, Коряга подался в город. По всему было видно: он что-то задумал, и задумал крепко, однако на расспросы приятеля Федор, как всегда, не сподобился.

Вернулся Коряга к ночи, подвыпивший, с сумкой продуктов, а утром сообщил, что исчезает по делам на несколько дней, снова отправившись к дороге ловить попутную машину.

Для Федора же начались отрадные и бездумные дни. Он приводил в порядок участок, помогал Вере со стряпней, вечерами вел с ней долгие разговоры и, когда она, видимо, после своих разговоров с братом, попросила его прочитать ей Новый Завет, который тот знал наизусть, сердце Федора радостно екнуло: он так хотел этого!

Вера слушала его, не задавая ни единого вопроса, но молчание ее показалось Федору высшим откровением их неразрывного, как стягивающаяся рана, единения…

Спать они легли с рассветом, проснувшись едва ли не в полдень.

Днем, оторвавшись от починки двери, ведущей в дом, чьи петли еле держались в прогнившем брусе рамы, Федор пошел в дальний уголок двора, зная, что Вера работает там над картиной. Он уже видел, как она пишет их, поражаясь возникновению на холсте из бесформенных мазков краски чуда рождающегося в их сплочении иного маленького мира.

Он мало что понимал в живописи, но чутье вкуса и память об известных ему великих полотнах говорили, что из-под руки Веры рождается нечто, отмеченное даром, выданным ей свыше, и полотна ее, посвященные всецело природе, совершенны и изысканны, наполнены безукоризненным сюжетом, мыслью и тайным светом. И какими смехотворными выглядели по сравнению с ее пейзажами дешевые гобелены на стенах спальни с пышной нарочитостью безжизненных дубрав, угловатых оленей и плоско застывших в беге зайцев с тупыми усатыми мордами.

– И как это у тебя получается! – сказал он, подойдя к ней.

– Да ничего особенного… – ответила она, не отрываясь от холста. – Мне кажется, если тебя подучить, ты тоже так сможешь.

– Я?! – воскликнул Федор. – Да ты просто не знаешь себе цену. У тебя талант! – горячо продолжил он. – Уверен: большой талант! Продолжай, мне очень интересно смотреть, как ты работаешь.

Она молча наносила мазки еще несколько минут, потом обернулась к нему.

– Что вы собираетесь делать? Сюда заезжает милиция, и она наверняка заинтересуется вами. Это не лучшее место. Во всех смыслах…

– Я знаю, – откликнулся он. – Но мне не хочется уходить отсюда. Я здесь счастлив. Здесь то место, где я должен жить. Здесь нет ни уголовников, ни надзирателей. Порой мне кажется, что я пришел к себе домой.

– Я… тоже не хочу отпускать тебя, – сказала она, поднимаясь и подходя к нему вплотную. – Но такая история, что случилась с тобой и с моим братом, не имеет счастливого завершения.

– Мне кажется, это всего лишь начало очень долгой истории, – сказал он.

Она посмотрела на него и улыбнулась. Какие у нее красивые и ровные белые зубы!

И тут ее руки обвили его шею, и он почувствовал на своих губах жар и влагу ее губ…

– Не знаю, – прошептала она, вновь горячо и страстно целуя его. – Ничего не знаю, кроме того, что, как только ты вошел в дом, я поняла: ты – за мной…

Он словно очнулся в ее постели, дрожа в лихорадке любви и затопившего все его существо счастья. Она нежно и медленно водила ладонью по его спине. Тело ее было прохладным и гладким.

– Я хочу, чтобы теперь мы всегда были вместе, – сказала Вера глухо и ровно. – Я буду твоей верной женой. И знай еще, это правда: ты моя первая любовь.

Он посмотрел на ее груди, они были маленькими, но такими прекрасными, что он невольно погладил их, сходя с ума от совершенства их округлости и томности розовых сосков, слегка подрагивающих от его прикосновений.

Кто привел его к ней? Бог?

За полночь вернулся из неведомых скитаний Коряга. Войдя в комнату, где за столом пили чай Федор и Вера, замер, будто споткнулся, вгляделся изучающе в их лица, а после буркнул себе под нос недвусмысленно:

– Этого следовало ожидать…

После вывалил на стол продукты, откупорил бутылку вина, сказал с укоризной:

– Придется отметить помолвку…

Ответа на свою ремарку он не получил: и Федор, и Вера лишь отвели глаза в сторону.

– Ну, ладно, – разливая по стаканам вино, миролюбиво вздохнул Коряга. – Давайте за ваш и за наш союз, а вот за Советский – воздержимся… Не вписываемся мы в его благодать. Но как в нее постараться внедриться, сейчас изложу. Паспорта у нас есть, люди, что вклеют нужные карточки и подчистят даты и штампы, мною найдены. Но копейку за свое творчество они запросили немалую. Вопрос: где ее взять? – Он закурил, открыл форточку. Ночь за окном стрекотала цикадами, как сотнями невидимых электрических лобзиков. – Так вот, – продолжил Коряга задумчиво, – как бы меня ни ломало, но придется удариться в неприятный грех: взять «на ура» серьезное денежное заведение.

– Ты хочешь ограбить банк? – со смешком спросила его Вера.

– Банк, что ничуть не смешно, – ответил Коряга, – ограбили в городе вчера. Вот так совпало. А теперь – почему мне не до смеха: те урки этой выходкой здорово подставили нас: сейчас во всей округе только и ждут рецидива. Я заходил в две сберкассы, там просто воняло засадой. Кроме того, менты прочесывают округу и в любой момент способны явиться сюда. Поэтому придется запирать хату и сваливать подальше. Может, и к лучшему это… – Он обернулся к Вере. – Тебе здесь тоже не век куковать, хватит. Со своими способностями кусок хлеба с икрой везде себе нарисуешь… Ты же меня здесь ждала? Вот и дождалась… – Коряга помедлил. – Обоих дождалась! – Повел головой в сторону Федора, по посмотреть на него не удосужился – по всему, принципиально. При этом злой огонек ревности в его глазах зажегся и тут же погас.

– И… что же делать? – снова вступила Вера. Ни малейших сомнений в том, о чем говорил брат, она, чувствовалось, привычно и безоглядно не испытывала.

– Я не зря лазал по всем закоулкам и норам, – с обиженной ноткой произнес Коряга. – И уж с девушками точно не развлекался. И вот что придумал: в городе есть парк культуры с большим рестораном. В воскресенье будет праздник, народ туда хлынет потоками. Я видел: повара готовятся к большой обжираловке. Таким образом, часам к четырем в сейфе накопится серьезная сумма. И вряд ли торгаши сподобятся за нее постоять. Таков мой план.

Убрав со стола посуду и спрятав свои вещи и одежду Федора на чердаке, Коряга приказал лезть туда и товарищу, объяснив такие действия возможным появлением в доме милицейских ищеек. Тон его при этом отдавал толикой явной мстительности.

Ворочаясь на жестком соломенном матраце под шиферной крышей, Федор услышал напоследок значительное и грозное, относящееся к нему и к Вере: