Алексей Шерстобитов - Неприкаяный ангел

Бабушка часто крестилась и читала «Исусову молитовку». Многие люди в такие моменты трижды плюют через левое плечо, даже не отдавая себе отчет, зачем. Бесы, обычно возвращают эти плевки обратно, нисколько от них не страдая. А вот крестное знамение напрочь лишает их сил, и какого-либо, желания.

Вокруг Тани и ее тетушки, в ликовании хороводили несколько светлых духов. Свет и неизреченное пение, уносились в выси, души, пришедших на кладбище радовались…

Не знаю как, но я чувствовал присутствие, еще кого-то. Душ упокоившихся здесь быть не могло, если только это не произошло недавно, но поскольку девочка потеряла маму давно, мысль эта отпадала сама собой. Хотя, молитвы усопших, о нас грешных, настолько сильны, что зачастую их энергетика воспринимаются именно за души наших родственников. Да, мы чувствуем именно их заступничество, но почти никогда не отвечаем своим…

В сегодняшнем моем мире нет материи, как мы ее понимаем при жизни, но слово остается словом, и нет ничего удивительного в том, что молитва, давно ушедшего сородича, доходя до подсознания нашего, формируется в нечто нам привычное. Вот и чудится нам то привидевшееся, то просто желаемое, в то время, как ни дорог, ни сообщений между этими мирами нет и быть не может…

Время у могилки, любимого человека, пролетало незаметно. Они покидали ее, наведя порядок, после прочтения положенного церковью правила, когда души, успокоившись, отпускали от места последнего упокоения тела.

В душе престарелого человека, в котором не было спокойствия, но смятением сплетались чувства, среди которых, сожаление о девочке, оставшейся без родителей, окутывало печалью старческие переживания, и все больше из-за мыслей о своем приближающемся конце. На кого останется ее любимая и ненаглядная дочушка, кто присмотрит, кто обласкает и не даст попасть в беду.

Тетушка молила здесь, будет молить и после своего упокоения, а это значит, если Господь слышит и управляет благополучно сейчас, то и после, тем более, управит…

Совсем юное создание, покидая место акрополя, освещая его своей улыбкой, думала уже о другом человеке, притягивавшем ее все время. Отец был нездоров, подробности ее не интересовали, она понимала происходящее с ним по-своему, и в сущности, была права.

Танюша воспринимала самого близкого и родного человека в процессе перерождения и перехода в другую ипостась.

Ничего странного или не обычного для ребенка в этом не было, ведь Господь создал мир мудрено для понимания человека, и что уж удивляться, если такое простое существо, как бабочка появляется на свет сначала в коконе, и лишь после долгих перемен, превращается в крылатое «неземное» существо.

А сколько таких примеров в учебниках! Да и бабушка часто теперь говорила, что когда маму позвал Бог, девочка была совсем крохотной, а сейчас уже доставала ей до плеча, и в школу пошла, и еще многое. А папа все равно лучше всех! Она-то помнит, как заулыбался весь зал, когда она, войдя, взяла его за руку…

Она помнит, как он опустился пред ней на колено, и, не сдержавшись, все-таки, назвал ее дочкой! Дети чувствуют энергетику людей гораздо лучше, чем уже повзрослевшие. То, что обожгло тогда Татьяну, полыхало и сейчас! Никогда раньше такого она не испытывала, может только в церкви, но это не удивительно – огнь любви Создателя обжигает каждого, кто раскрывает стенки своего сердца навстречу Его Свету.

Рядом с отцом, она ощущала его не воплощенное скопленное чувство родного, любимого человека. Оно грело сейчас, и было взаимно.

Татьяна помнила, как держала в своих руках тяжелую голову отца, в день, когда дяди и тети разрешили ему вернуться к ней, пусть и не сразу, но… – он обязательно вернется и сбудется то, о чем она долго мечтала. Теперь думать об этом легче, ведь папа нашелся, а значит осталось только подождать…

Я смотрел на моего попутчика, взор его переливался, каким-то умилением, показывая мне, чуть ли, не прямую причастность к переживаемому этими созданиями. В мире дольнем, человеческом, мы увеличиваем количества зла, что впрочем, тщетно. Эти же девочка и пожилой человек, не имели ко злу никакого отношения, а я и к их миру. Что могло быть между нами общего или, что нас могло объединять?

Я даже не задумывался над этими вопросами, все они были потусторонние, хотя что-то и тянуло к этому маленькому ангелоподобному человеку. Я видел, что девочка чиста и непорочна, а ее пение в храме на солей, от куда ее даже не было видно, только слышно, буквально разрушало все замыслы злых духов в отношении других прихожан.

Услышав ее голос, все, даже праздно посетившие службу, лишь для галочки или установившегося порядка, теряли нить мирской мысли, и сливались с услышанными песнопениями. Многие, потом не моги отделаться от мысли, что никогда не ощущали себя такими чистыми и совестливыми, как после этой Литургии.

Этот голос соединял их со Светом надежды, даваемой каждому. Проникая в самое жестоковыйное сердце, он приводил его в трепет, и подталкивал к месту, где хранятся в нем хорошие и добрые начала. Кто-то злился от этого в первые минуты, кто-то сдавался сразу, и забывая свои заботы и печали, успевал сделать несколько хороших дел совершенно безотчетно.

Иногда этого хватает, что бы вступить на дорогу в основной храм внутри каждого из нас, но находят его редкие, а открывают двери в нем единицы…

Мы покинули эту пару, и я снова завис над рябью океана, он не впечатляет здешних обитателей так, как завораживает таких, как я. В нем видится, хоть какое-то подобие бесконечности. Долго наблюдающий, кажущуюся вечность, утопает не столько в глубинах материального, сколько в бессознательном обширном внутреннем, что и есть бесконечность.

Испугавшись неведомого и быстро возвратившись в привычное, живущие отрезок, несуществующего в вечности, времени, вдруг чувствуют, что приблизились к смерти.

Я смотрел на поверхность воды, и наблюдал за жизнью частичек, хаотически носящихся в сгущенном пространстве. То что я видел, было не густотой, а пустотой, ведь расстояние в атомах, между ядром его и, по-разному заряженными электронами, в сотни раз больше, чем они сами, то есть по земным меркам это практически пустота…

Тяжело духу сконцентрироваться на вещественном и плотском, когда от плотского остались лишь обрезки эмоций, без фактических воспоминаний, без их источников и причин. Но столь уж это важно, когда ты учишься переживать в месте, где все счастливы?!…

Мой попутчик – Ангел, он никогда не умрет, а это значит, что у него нет переживаний вообще, поскольку у него не может быть потерь, и не может быть нужды, кроме одной – Бог и его Слава, в которой всегда избыток. Но иметь к ней отношение может лишь совершенно чистое существо.