Ярослав Зуев - Будни рэкетиров или Кристина

– Сволочь! – выплюнула Кристина и, наотмашь, залепила мужу пощечину, от которой, казалось, зазвенел чешский хрусталь в серванте. Вась-Вась покачнулся и осел, хоть и пытался ухватиться за трельяж. Верхняя дверца открылась, оставшись распахнутой на уровне головы. Декорации были готовы. Настало время последнего шага.

– Что ж ты его лупишь! – воскликнул кавторанг. Щеки его зарделись, и понятно почему. – У него и без тебя…

– Держись от меня подальше! – зарычала Кристина. – Извращенец проклятый. Такие как ты под школой старшеклассницам член из под плаща тычут. Гадина! Не трогай меня! – размахнувшись, Кристина врезала Ивану Митрофановичу по морде. Затрещина была много тяжелее той, что только что досталась Бонасюку.

– Ах ты! – вскипел кавторанг и оттолкнул женщину с такой силой, что, пожалуй бы, сдвинул железнодорожный вагон. Кристина перелетела через комнату и врезалась головой в распахнутую дверцу шкафа. Дверца сорвалась с петель. Кристина сразу повалилась на пол, будто сраженная снайпером. Настала секундная пауза. В квартире повисла тишина.

– Кристичка, – всхлипнул Вась-Вась, – Ваня?! Что же ты наделал?!

– Ух… – выдохнул кавторанг. У него тряслись руки.

А потом наступил кошмар. Кристина на полу задергалась мелкой дрожью. Вася было ринулся к ней, позабыв про ватные ноги и растянулся вдоль дивана. Иван Митрофанович, минутой позже выйдя из ступора, шагнул к Кристине и склонился над ней. Женщина перестала биться. Вздохнула трижды судорожно, и выдохнула глубоко и ровно, словно в японской дыхательной гимнастике нагаре. И, наконец, застыла.

– Э-э! Кузина! – долетел до Бонасюка опустившийся на пару октав голос двоюродного брата. – Э, Кристина?! Ты это чего?!

Вася пополз на звук. Из глаз текли слезы. Иван Митрофанович расплылся в них, видимый, как неясный силуэт у стенки, трясущий Кристину за руку.

– Эй?! Ты это чего?! Слышишь?! – Но она больше не слышала.

– Василий, аптечка где?! – заорал кавторанг. Бонасюк силился что-то сказать, но тщетно. Свет в глазах померк. Видимо, сработала внутренняя защита от перегрузок. Вась-Вась повалился в обморок, оставив кузена мечущимся по квартире в поисках затерявшейся и уже совершенно бесполезной аптечки. Потом Иван Митрофанович, став перед Кристиной на четвереньки, делал искусственное дыхание через рот. Вася ничего этого не видел. Он был в отключке.

– Дыши! Слышишь?! Дыши! – орал кавторанг, и бил ее по щекам. Дыши, сучка! Ну, пожалуйста! – крови не было, а о пульсе Растопиро позабыл. – Вася!!! Лед тащи, твою мать! Она дышит! Она кажется дышит! Ну же! Ну! Давай! Ой, бля! Ой, бля!

Пока до него не дошло.

ночь с пятницы на субботу

Около двух по полуночи Василий Васильевич проснулся от крика и обнаружил, что это он и кричит. Иван Митрофанович сидел в углу на полу. Между ног у него стояла литровая бутылка «Абсолюта». Очевидно, из запасов, чудом уцелевших в Новогоднюю ночь.

– А Кристя? – спрашивал Бонасюк.

– Тихо, тихо. Спит она, – совершенно пьяным голосом отвечал двоюродный брат.

– Где спит? – говорил Бонасюк, по-прежнему пребывая в прострации.

– В спальне, Вася. Не трогай ее до утра. На вот, лучше, приложись.

Вась-Вась хлебал из протянутой бутылки. Запить было нечем, и водка рвалась наружу. Бонасюк ее не пускал.

– Спи, Васек.

– А мы не ссорились?

– Теперь уже помирились. Спи.

«Раз спит, то будить не надо…»

рассвет 5-го марта

К утру кавторанга, наконец, сморило. Бонасюк же проснулся ни свет, ни заря. Оглянулся по сторонам, но различил лишь темный силуэт Растопиро, развалившегося в той же позе у стены. Иван Митрофанович спал, сопя, как неисправный паровоз. Негнущиеся деревянные ноги доставили Бонасюка в коридор. Часть его мозга еще спала, а вторая, возможно, просто не желала воспринимать все, как есть, блокируя действительность на пути к сознанию. «Ох, поистине, и перепились мы вчера. Опять меня Иван накачал». Бонасюк зашел в туалет и долго стоял над унитазом, слушая журчание, просыпаясь и не желая этого.

«Это все сон был, поистине, – твердил себе Вась-Вась. – Кошмар. Не было тут Кристи вчера. Она же от меня ушла… ушла, ведь так, или нет…» Впервые со времени их разлуки ему захотелось, чтобы она не появлялась. «Не было ее тут!» — повторял Бонасюк. Но, словами не перекроить прошлого. А она теперь была именно там.

Спустив воду, Вась-Вась потушил свет, а потом все же не удержался и просунул голову в кухню. И то, что он там увидел, заставило его позабыть обо всем на свете. Бонасюк так и зашелся в немом крике, уставившись на груду тряпок в углу, показавшуюся ему сперва каким-то брошенным на пол мешком. Мешок покрывала занавеска, содранная вместе с крючками из зала, и Что (а точнее Кто) под ней лежит, Вась-Вась в точности знал. Хотя и не смог бы сдернуть ткань. Ни за что на свете.

Продолжая беззвучно вопить, он выбежал из квартиры, пронесся по пустынному предрассветному проспекту добрых три квартала. А потом натолкнулся на телефонный автомат и накрутил номер Украинского. На беду, жетоны оказались в кармане.

C первых же слов полковнику стало ясно, что Василий Васильевич во что-то влип. Украинский велел Бонасюку ждать и побежал на стоянку за «Мерседесом». Вскоре они были в управлении. Дежурный при входе козырнул полковнику. Сергей Михайлович запер дверь кабинета на ключ и приступил к допросу.

суббота, позднее утро

– А где тело? – спросила Мила Кларчук.

– На Оболони, – сказал Украинский. – В квартире. Я двух ребят послал. Надежных. За домом приглядывать. Никаких телодвижений там не наблюдается. Растопиро сидит в квартире. Чем занят, пока не ясно.

– Не выскользнет?

– Без шапки-невидимки навряд ли.

Поколебавшись, Мила приняла решение.

– Сергей Михайлович, давайте действовать так. Я возвращаюсь на Михайловскую. Кстати, как там моя квартира?

– Наши люди начеку, – не дрогнув глазом соврал Украинский, который о вчерашней ее просьбе просто забыл. – Все тихо и пристойно. Ничего подозрительного. Даже, я бы сказал, и поводов нету, для опасений. Так что не волнуйтесь, Мила.

– Я перестану волноваться, когда вы мне Витрякова с Филимоновым в морге продемонстрируете, – поджала губы госпожа Кларчук. – Я домой пока не поеду.

Украинский пожал плечами:

– Пользуйтесь оперативной квартирой сколько потребуется. Не вижу препятствий, так сказать.

– Спасибо. А с Бонасюком давайте так: я жду его на Михайловской. Дело за вами, Сергей Михайлович. Как посчитаете, что он готов…

Будет готов, не сомневайтесь. Сознается, если потребуется, и в том, что Первую Мировую развязал. И что Рейхстаг поджег, вместо Димитрова. [119]