Марио Льоса - Кто убил Паломино Молеро?

– Несчастье, случившееся с ним, причинило вам много горя, сеньорита Алисия? – спросил лейтенант. – Не правда ли?

Алисия Миндро ничего не ответила. Теперь они шли мимо строящихся домов: у одних еще не было крыши, у других – стены возведены наполовину. Каждый домик был окружен террасой, поднятой на сваях, между которыми длинными языками накатывал прибой. Начинался прилив. На ступенях сидели старики в нижних рубашках, полуголые дети собирали улиток; перекликались женские голоса. Звучал смех, и нестерпимо воняло рыбой.

– Приятели говорят, что однажды в Пиуре и я слышал, как он поет, – сказал Литума. – Не могу вспомнить. Болеро, говорят, у него замечательно выходили.

– Креольские песни тоже, – сказала девушка, стремительно обернувшись. – И на гитаре играл удивительно.

– Да, на гитаре, – сказал Литума. – То-то мать все не может позабыть про нее. Донья Асунта с улицы Кастилии. Во что бы то ни стало верните, говорит, гитару. Пропала куда-то.

– Она у меня, – сказала Алисия Миндро и запнулась, словно вдруг пожалела, что произнесла эти слова.

Снова замолчали, и теперь уже надолго. Шли по самому центру Талары, дома стояли гуще, люди попадались чаще. За проволочным ограждением на холме, где высился маяк, и в Пунта-Арене, где жили американцы и служащие нефтяной компании высшего разбора, зажглись фонари, хотя был еще белый день. В дальней оконечности бухты над нефтяной вышкой метался язык золотисто-красного пламени. Казалось, будто исполинский краб растопырил клешни.

– Бедная женщина все повторяла: «Когда гитару найдете, тогда и убийц отыщете», – негромко говорил Литума. – Я не думаю, что она о чем-нибудь догадывалась. Наитие. Сердце – вещун.

Он поймал на себе взгляд лейтенанта и прикусил язык.

– Кто она? – Девушка обернулась, и Литума увидел ее бледное, припудренное охристой пылью лицо, на котором любопытство боролось с гневом.

– Вы про кого? Про донью Асунту, мать Паломино Молеро?

– Она – метиска? – нетерпеливо отмахнувшись, допытывалась девушка.

Литуме почудилось, будто лейтенант издал смешок.

– Ну, она, так сказать, женщина из народа. Простая женщина, как все вокруг, как я сам, – говорил Литума и сам удивлялся закипавшему в нем раздражению. – Разумеется, она не чета вам или полковнику Миндро. Это вы хотели узнать?

– Он не похож на чоло, – мягко, словно говорила сама с собой, произнесла Алиса. – Кожа тонкая, с чуть красноватым отливом. И очень хорошо воспитан: я таких прежде никогда не встречала. Ни Рикардо, ни даже папа не идут с ним ни в какое сравнение. Невозможно поверить, что он родился на улице Кастилии и ходил в муниципальную школу. Выдает его только имя: Паломино. А второе еще хуже: Темистоклес.

Снова Литуме послышался смешок, слетевший с губ лейтенанта. Но ему самому было не до смеха. Он был сбит с толку и запутан вконец. Что она, скорбит, сердится? Никак в толк не взять. Полковничья дочка говорит про него как про живого, словно он не умер такой жуткой смертью. Может, она того… спятила, повредилась немного?

– Как вы познакомились с Паломино Молеро? – спросил лейтенант.

В эту минуту они как раз вышли к задам церкви. Ее белая стена служила экраном передвижному кинотеатру Теотонио Калье-Фриасо, кинотеатру, в котором не было ни крыши, ни стульев, и если кто желал смотреть картину сидя, должен был приносить сидение с собой. Впрочем, большинство жителей усаживались на корточки или растягивались на земле. Вход за веревку, ограждавшую подразумеваемый кинозал, стоил пять реалов. Литума с лейтенантом проходили бесплатно. Те, кто жалел полсоля, могли смотреть из-за веревки: правда, оттуда было видно плохо и шея болела. В ожидании темноты у стены собралось уже довольно много народу. Дон Теотонио налаживал свой проектор. Аппарат у него был один-единственный, и работал он благодаря тому, что дон Теотонио додумался присоединить его к уличному фонарю. После каждой части приходилось делать перерыв, чтобы перезарядить аппарат. Пленка часто рвалась, и из-за всего этого сеансы затягивались допоздна. Тем не менее от желающих отбою не было, особенно летом. «После этого убийства я и в кино-то не ходил, – подумал Литума. – А что показывали в тот вечер? Что-то мексиканское, кажется, с Долорес дель Рио и Колумбой Домингес».

– В Пиуре, на дне рождения Лалы Меркадо, – сказала вдруг девушка. Она так долго молчала, что Литума позабыл о вопросе лейтенанта. – Его наняли, чтобы он пел на празднике. Все девчонки говорили: он удивительно поет, и голос у него редкостный, и вообще он очень славный, совсем не похож на чоло. Он и вправду оказался не похож.

«Ох, эти белые», – возмутился мысленно Литума.

– Он, должно быть, посвятил одну из песен вам? – с невероятной учтивостью спросил лейтенант. Литума обнаруживал, что его начальник то и дело меняет тактику. Вот теперь он действовал благовоспитанностью.

– Целых три, – кивнула девушка. – «Последняя ночь», «Лунный свет» и «Хорошенькая кукла».

«Да нет, конечно, она с приветом», – решил Литума. Велосипед, который лейтенант вел левой рукой, через равные промежутки времени издавал пронзительный скрежет, действовавший Литуме на нервы.

– Еще мы танцевали. Один раз. Он со всеми танцевал по разу. Только Лалу Меркадо пригласил дважды. Но не потому, что она так уж ему понравилась, – она ведь была хозяйкой, и к тому же это у нее был день рождения. Никому не показалось странным, что он танцевал с нами, все хотели, чтобы он нас пригласил. Он держался как человек нашего круга. И очень хорошо танцевал.

«Человек нашего круга», – повторил про себя Литума, перешагивая через высохшую морскую звезду, облепленную муравьями. Лейтенанта Алисия Миндро тоже, наверно, считает человеком своего круга. А его, скорей всего, нет. «Чоло на все сто, – подумал он, – из квартала Мангачерия». Глаза его были полуприкрыты, и поэтому он видел не то, как стремительно сменился ночью таларенский вечер, а зал и сад, наполненные говором и смехом юных и элегантных пар – обитателей белого квартала, примыкавшего к тому пустырю, где помещался бар Чунги, – гостей Лалы Меркадо. Юноша и девушка, неотрывно глядевшие друг на друга, переговаривавшиеся глазами, были Алисия Миндро и Паломино Молеро. Нет, не могло этого быть. Тем не менее девушка продолжала.

– Он пригласил меня и сказал, что влюбился в меня с первого взгляда, – слышал Литума. Она говорила быстро, и в голосе ее не звучало ни малейшего волнения, точно она пересказывала некое сообщение. – Еще он сказал, что всегда верил в любовь с первого взгляда, а теперь убедился, что она на самом деле существует. Потому что он влюбился в меня в тот самый миг, как увидел. И что я вольна посмеяться над ним, но это чистая правда. И что никогда никого не будет любить так, как любит меня. И что, даже если я не стану и смотреть в его сторону, он все равно будет любить меня до самой смерти.