Исхак Машбаш - Оплаканных не ждут

Берузаимский кивнул головой, думая о том, какой предлог ему следует найти, чтобы встретиться с Джаримоковым на шоссе еще до того, как он купит дом и начнет перевозить вещи.

Джаримоков, ничего теперь не опасаясь, вел машину на скорости, на которую она была только способна. Уже две идущие впереди машины остались с правой стороны. Но совсем недалеко от поворота, ведущего в райцентр, позади послышался настойчивый сигнал догонявшей их машины. Джаримоков, по своему обыкновению, сначала не обратил на него внимания и не уступил дорогу. Однако сигналы становились все громче. Джаримоков наконец посмотрел в зеркало, приглушенно выругался и нехотя свернул на правую сторону шоссе. Слева стремительно выскользнул покрытый брезентовым тентом «газик» и, обогнав их, помчался впереди.

— Начальство? — спросил Берузаимский.

— Главный агроном колхоза, — ответил Джаримоков. — Начальство небольшое, но лучше не связываться. Его тут каждая собака знает. Молодой, да ранний.

— А что он делал в горах? Разве там есть колхозные земли?

— Пасека там у них, — нехотя ответил Джаримоков. — Какая-то экспериментальная, что ли. Так он на ней все свободное время проводит. Говорят, — он усмехнулся, — каких-то особых пчел выводит, что ли. Которые меда в три раза больше дают. Только, по-моему, брехня все это. Очковтирательство. Да и пасеку, слышал, будут переносить в другое место.

— Почему?

— Так там же строительная площадка близко. Машины какие-то новые. Не просто мощные, а сверх-сверх… Так при работе ревут, что, говорят, это плохо на пчел действует. А по-моему, он просто предлог нашел. Ничего не получается, вот и решил свалить на машины.

— Откуда тебе все это известно, — засмеялся Владимир Петрович. — На базаре одна баба сказала?..

— Так уж одна баба, — обиделся Джаримоков. — Шофер знакомый в колхозе работает — он и рассказывал. Сказал, что главный, это Алкес, значит, уже место в горах новое подыскивает. На будущую весну будут перевозить все это хозяйство.

— Так что же этот главный кандидатскую степень на пчелах хочет заработать или как?

— Не знаю, — пожал плечами Джаримоков, — только от него всего можно ждать. Выскочка. Всегда во всем вперед лез. Еще в школе.

— Ты что, с ним учился?

— В одном классе. Целый год. Он и там свои порядки наводил. То ему плохо, это нехорошо. Так делать нельзя. Это его в детдоме научили.

— У него что, не было родителей?

— Были… Почему не было? Только отец во время войны погиб. А мать умерла, когда ему лет пять-шесть было. Мы же в одном ауле жили. Только он теперь вон какой стал, агроном, да еще главный. А я что? Я шофер. На меня кто внимание обращает? Есть люди, которым везет. А которым так, — он с горечью махнул рукой.

— А кто же его отец был? — спросил Владимир Петрович.

— В колхозе работал, как и мой. Слышал, охотник был к тому же. На всю округу славился. Ружье у него, говорят, было самой известной марки… Три кольца, что ли. Отец как-то говорил, большие деньги будто стоило.

— И теперь оно, конечно, пропало?

— Да нет, — покачал головой Джаримоков, — слышал, сохранили люди, отдали. Да только зачем оно ему? На охоту не ходит. Все со своими пчелами возится. Многие хотели купить, хорошие деньги давали — всем отказывал. Держит, чтоб незнакомым людям пыль в глаза пустить. Вот, мол, какие вещи имеем. Не то, что вы. Алкес, он какой был — такой остался.

— Алкес? Это что? Его имя?

— Ну да, Алкес. Алкес Хаджинароков. Ну вот, мы уже приехали.

Действительно, Владимир Петрович за разговором и не заметил, как они въехали на главную улицу райцентра. Джаримоков затормозил как раз напротив раймага, где и в прошлый раз высадил Берузаимского. Владимир Петрович вышел из кабины.

— Ну, будь здоров, — сказал он. — Обделывай свои дела, да смотри осторожней. Не все такие добрые, как я. Да и я, имей в виду, не всегда добрым бываю. Переезжать буду на этих днях. Найду тебя. Позвоню. Или сам приду. И не беспокойся, за бензин, за амортизацию машины заплачу. В обиде не будешь. Да, — он придержал дверцу, — как звать твою вдовушку? Из хутора? Да ты не опасайся, — усмехнулся Владимир Петрович, видя, что Джаримоков заколебался с ответом. — Ведь если бы я хотел гадость тебе или ей сделать, не так бы с тобой разговаривал. И потом, что мне стоит узнать это без тебя? Ты сам понимаешь. А она мне обещала с покупкой дома помочь. У меня уже есть кое-что на примете, да, может, у нее что лучше. Так я сразу и договорюсь.

— Фамилию не знаю, — сказал Джаримоков, кажется, вполне успокоенный и словами и тоном Берузаимского. — Сказала, зови тетушка Фамет.

— Ну, бывай здоров. — Берузаимский, наконец, захлопнул дверцу кабины. — Так если надо, я позвоню.

На следующее же утро Владимир Петрович сел в автобус и слез с него на развилке, ведущей в знакомый уже ему хутор Рамбесный. Ждать попутной машины, которая довезла бы его до самого хутора, он не стал. Хотя дорога почти все время шла в гору, добраться до него можно было и пешком. От асфальта первые домики хутора отделяли какие-то два — два с половиной километра. И Берузаимский, не став раздумывать, пошел.

Только пройдя с полкилометра, он обернулся. Далеко внизу по асфальту в обе стороны проносились машины. Промелькнул красно-белый автобус. Но отросток дороги, ведущий к хутору, был пуст.

Впереди в зелени листвы забелели хаты хутора. Как и вчера, первое что он увидел — была высокая телевизионная антенна, поднимавшаяся над домом учителя Касея. Хуторок в этот утренний час казался совершенно пустым. Дети были в школе, одноэтажное здание которой светлело внизу в балочке, а взрослые, наверное, находились на работе. Берузаимский дошел до дома вдовы Фамет и, не останавливаясь, заглянул во двор. Он казался пустым. Да и похоже, что и сам дом был на запоре. Хозяйка, наверное, или поехала к дочери, или тоже была на работе.

Это обстоятельство нисколько не огорчило Берузаимского. Напротив, оно как нельзя больше соответствовало его планам.

Владимир Петрович продолжал идти по заросшей густой зеленью улочке хутора, удивляясь тишине и безлюдию, царящему вокруг. Только спустя некоторое время он понял, в чем дело. Хуторские дворы узкими длинными полосками опускались вниз к реке и, по-видимому, именно там, на этих дворах, и находилось сейчас все оставшееся дома население. Пока солнце не поднялось высоко и не стало жарко, люди копались в огородах.

Он уже прошел почти весь хутор, дошел до последнего домика, стоящего поодаль от всех остальных. Это и был дом, над которым поднималась высокая телевизионная антенна. Дом, в котором жил преподаватель английского языка Касимов. Хотя дом этот и находился в самом конце хутора, антенна его была так хорошо видна снизу именно потому, что он находился на возвышенности, на целый десяток метров поднимаясь над первыми хуторскими хатками.